Мертвые мухи зла
Шрифт:
Иду по Чайковского, дети выбегают с криками из музыкальной школы, наверное, им надоели гаммы. Хвоста нет. Вхожу в парадное Леонида Витальевича, поднимаюсь на третий этаж. "В томленьи ночи лунной тебя я увидал..." И правда, томленье. Как-то он там, товарищ Дунин... Храбрюсь, но покалывает сердчишко, боязно и даже страшно.
Звоню, он на пороге, та же комната, садимся, как в прошлый раз.
– Вот что...
– начинает, вглядываясь рысьими глазами.
– В Зимнем, на втором этаже, в правом крыле, правом же окне - оно всегда
Терпеливо молчу. Пусть выскажется. Надобно проявить терпение.
– Такая: "Здесь Никки смотрел на гусар". Число и год, не помню. Но дело не в этом. Эти слова накарябала бриллиантовым перстнем Александра. Жена, значит. Было это в самом начале века. Я, собственно, о чем? Скажешь... этим, что был в Эрмитаже на экскурсии и случайно заметил надпись, подошел к окну, полюбоваться на Биржу и Ростральные колонны. Чем нервнее и малопонятнее объяснишь - тем быстрее они поверят. Все, что связано с Кровавым, - для них сладкая музыка... Все понял?
– Да. А... зачем вам?
– Не придуривайся. Пока ты еще добудешь доказательства. А так мы их сфотографируем - и баста! Фотография - это документ, понимаешь? Сегодня руководство требует от нас не интуиции, а реальных доказательств, ясно? Это раньше можно было почуять печенкой - и к стенке. Теперь правила строгие. Все понял?
Еще бы, не понять. Они обречены... В лучшем случае - пришьют какой-нибудь заговор против советвласти. В худшем - замучат на допросах. Что же делать, что... И вдруг вспышка: сейчас я ему скажу, что они не станут меня слушать и никуда не пойдут. Я чужой для них.
Произношу свой довод вслух. Неотразим ли он, или Дунин сплюнет через плечо, улыбнется, похлопает меня по плечу и велит не напрягать мозги понапрасну.
Но - нет. Он задумался.
– Может, ты и прав... Если ты им скажешь, а они не пойдут? Дело тонкое... Мы забудем, успокоимся, а они исследуют окошечко и насладятся. А мы останемся в дураках? Так... Ладно. Сейчас задумаемся...
– А чего задумываться?
– говорю развязно.
– Все уже продумано. Вы даете мне доказательства того, что сверстнички и в самом деле убиты вами. Они вспухнут и станут мои до кишок! Наши с вами станут!
– Забавное предложение...
– Вглядывается.
– А с чего ты взял, что это... наша работа?
– Я обсуждал с ними. Я способен уловить даже в самой-самой тонкости правду говорит человек или лжет! Они правду сказали. Сами подумайте: откуда у них яд, который никто не может обнаружить?
– От "Второго бюро" - французской разведки - если они работают с нею. Или от РОВСа. У тех может быть все, что угодно.
– РОВСа давно уже нет, вы это знаете.
– Есть и кроме РОВСа. Кое-что...
– Ладно. Давайте с другого бока. Зачем им это убийство? Месть? Они не из малины. Другое дело - вы...
– Почему?
– Кузовлева и Федорчук - клинические идиоты, с заскоком, негодными биографиями. В то же время - оба стремились во что бы то ни стало сделаться
– Сейчас я тебе преподнесу, сейчас... От внезапной догадки холодит кончики пальцев.
– Товарищ Дунин... Вы ведь вызывали их, предупреждали... Разве не так?
– У меня не просто хватает сил насмешливо вглядываться в его невыразительное лицо - я делаю это с удовольствием.
– Они мешали, и очень. И судьба их решилась...
– Допустим. А под каким предлогом, с какой легендой ты войдешь к девушкам? Откуда у тебя... это? Хотя бы на уровне сведений? Ну?
Не подловите, дяденька... Я уже все продумал, до мелочей.
– Я им признаюсь, что послан для их устранения.
– Ладно. Я дам тебе пробирку с... водой.
– Ха. Ха. Ха. Бросьте, товарищ. Они проверят на любой кошке. Да просто все... Я показываю яд, во всем - в кавычках - сознаюсь, мы ведем разговор, и, поверьте, в такой, "ядовой" ситуации, рядом с дохлой кошкой - разговор этот вскроет все до кишок и глубже! Как это у вас называется? Диктофон?
Он молча выдвигает ящик буфета и кладет на стол портативный прибор размером с "ФЭД".
– Кнопку нажмешь хоть за пять минут до разговора. Ленты хватит на час...
Глаза сияют неземно (он, оказывается, чрезмерно "заводной").
– Тебе отчим никогда не льстил? Ну, что ты в ближайшем будущем станешь наркомом внутренних дел и мы все еще наслужимся под твоим началом? Крепко мыслишь. Подожди...
Он уходит и сразу возвращается с маленьким аптекарским пузырьком. Притертая пробка. Белое стекло. Бесцветная жидкость на самом донышке. Смотрю, не в силах отвести глаз. Вот оно...
Он раздумывает. Видно, преодолевает последние сомнения. И я понимаю: все получится. Его желание "разоблачить" очередную антисоветскую "группировку" намного сильнее осторожности и здравого смысла. Впрочем, у кого из них оно есть, это чувство далеких, прежних дней...
– Вот что...
– начинает медленно.
– Скажешь, что тебе удалось осмотреть квартиру. Они ведь просили тебя об этом?
– Просили. Только где были вы?
– Не усложняй. Мы вели разговор, раздался телефонный звонок, и я отъехал на полчаса. Просто и ясно.
– Все равно не поверят. Такое... хранят в сейфе. А ключи от него вы все равно унесете с собой.
– А я их как бы забыл в дверце сейфа.
– Но этого не может быть?
– Может. Если я хотел поймать тебя на месте преступления и оставил ключи специально.
– Как это?
– Я уже понимаю, куда он клонит, и мне становится холодно.
– Потому что когда вернулся - мы сели попить чаю. Я ведь садист, изувер? Ну, вот... Сели пить чай, я хотел насладиться, прежде чем взять тебя за... причинное место. А ты...
– Смотрит, словно покойник оживший. Ты сумел отравить меня. Убить. Труп остался здесь, на этом самом месте. Пузырек - у тебя. Куда как лучше? Чистая работа, а?