Мертвые мухи зла
Шрифт:
Как же быть? Что придумать?
Эта рыжая от Феликса изобрела вместе с товарищем Лукояновым подмену. Ладно. Порассуждаем.
Допустим, семейство с картины усыпляют и ночью перебрасывают через забор сада. Дом заперт наглухо, караульных в саду и вокруг нет (они совершают обход в твердо установленное время), так что лазейку можно найти.
Перебросили. Дальше что? Ведь настоящих надобно вывести или вынести из ДОНа. Как это сделать? Тем же путем? Перебить или усыпить...
Вот! Усыпить всю ночную охрану. Это возможно. Побаловались чайком, венгры - кофейком, достать
Ладно. Все спят.
А захотят ли Романовы покинуть ДОН? Они ведь наверняка воспримут все действо как провокацию и подготовку их собственной ликвидации. Что им ни наплети, что ни объясни - не поверят. Никто бы не поверил...
Значит, и их тоже - угостить кофейком?
Допустим и это. Угостили. Подмена спит на своих местах, настоящие погружены... В телеги? В грузовик? Во что или на что они, мать их так, погружены?
И куда мы их повезем?
Разве мы подготовили место для их передержки?
Разве мы разработали план - а что потом? Куда? Как?
Детский лепет это все. Глупость и чепуха.
И - самое главное: подмену возможно совершить только в ту ночь, в которую Юровский произведет расстрел. Все будут нервные немного, сонные немного, авось и сойдет. Ведь ни раньше, ни позже подменить нельзя. Как бы они ни были похожи, Юровский, имея время для общения с ними, обман обнаружит.
Куда ни кинь...
Утром рано он явился в "Американскую" и узнал, что Юровский уехал. Куда и зачем - сказать никто не мог. Лукоянов и Кудляков были на месте, рыжую вытащили из постели - она снимала комнату на Пушкинской, у аптекаря. Явился и Авдеев, а следом - Баскаков и Острожский. С точки зрения конспирации, все это было неверно, но Ильюхин понимал, что задача, поставленная Феликсом, фактически провалена и тут уже не до фиглей-миглей.
В гробовой тишине изложил свои ночные мысли. Все молчали, только Кудляков почесал затылок.
– Однако, товарищ... Однако... Все настолько очевидно, что с недоумением констатироваю: а где же были, товарищи, наши с вами головы? И на что мы надеялись?
Лукоянов встал.
– Вношу поправку. Я не посвящал всех нас, но Зоя Георгиевна...
– повел головой в сторону рыжей, - не даст соврать: деталь, о которой я сейчас уведомлю, решающая деталь, я это подчеркиваю - эта деталь ей, Зое Георгиевне, хорошо известна. Просто мы считали, что время еще не пришло...
– Давайте по существу, - сказал Баскаков.
– Планируется сделать Юровского нашим... союзником, товарищи...
– Этого... пламенного представителя партии и... понятно кого? вскинулся Острожский.
– Это, господа, нереально...
Лукоянов нахмурился.
– Я понимаю: у двух наших групп разное отношение к... арестованным и к будущему. Но цель у нас - одна. Пусть ради совершенно различных последствий, но ведь настоящее нас объединяет, не так ли? Посему прошу ваше старорежимное "господа" более не употреблять. Товарищи. Это приемлемо для
– Как? Как сделать Юровского... союзником? У меня... у меня язык не поворачивается, гос... товарищи!
– выкрикнул Баскаков.
– Это... это пьяный бред, уж простите великодушно!
– Тише...
– поднял руку Лукоянов.
– И в ваше время и в нынешнее есть только два способа: скомпрометировать и завербовать или... Купить.
– Он неподкупен...
– сказал Ильюхин.
– Чепуха...
– Можно еще и запугать...
– обронил Кудляков.
– Старая мать, дети, то-се... Он безумный отец. Как и все они...
Повисло растерянное молчание. Похоже было, что все понимают: предложения слабые. Ненадежные предложения...
– Кто возьмет на себя... разговор?
– спросил Лукоянов.
– Я, - улыбнулась Зоя Георгиевна.
– И я гарантирую: он станет шелковым. И выполнит все, что мы ему укажем.
Расходились в некотором недоумении. Конечно, дамочка напористая и актерка великолепная, однако Юровский есть Юровский. Его взять не просто. Если и вообще возможно...
Пошел в ДОН. Здесь время застыло, остановилось. Охранники будто и не сходили со своих мест, из-за дверей комнаты великих княжон доносился веселый смех и пение. Наверное, стелют постели, все как всегда...
Осторожно постучал, пение смолкло, из-за приоткрывшейся двери показалось настороженное лицо Татьяны.
– Это вы? Что вам... угодно?
– Мне... Я хотел... Я должен переговорить с Марией Николаевной.
Усмехнулась не слишком приязненно.
– Должны? В самом деле?
– Повернулась к сестрам: - Машка, это к тебе, - и отодвинувшись, пропустила Ильюхина в комнату.
– Вы уж извиняйте великодушно, придется при нас. Нам выходить из комнаты без приказу невместно...
Она ерничала, надсмехалась, но Ильюхин не огорчился. Мария обрадовалась ему и не скрывала этого.
– Вы? Какими судьбами? Я рада...
– Подошла к окну. Нижняя часть стекол была вымазана белой краской, через оставшуюся нетронутой верхнюю видны были черные доски забора. "Однако...
– подумал растерянно.
– Юровский их сильно любит..."
– Я не решился зайти к... вашим родителям...
– произнес неуверенно. Вот, решил к вам...
Татьяна покачала головой:
– К государю входят только с его соизволения и по его разрешению, проговорила почти по слогам и оттого как-то особенно непримиримо.
– Вам следует это знать.
– Оставь...
– Ольга подошла к Ильюхину.
– Не обижайтесь. Поставьте себя на... наше место. Что-нибудь случилось?
– Пока не знаю... Спросите у... отца: не получал ли он каких-нибудь писем с воли. Не в конверте, это важно...
– А если и получал?
– Татьяна сложила руки на груди.
– Вы можете... прямо сейчас?
– Я пойду сама.
– Татьяна безапелляционно отодвинула Ольгу и Марию и вышла в коридор. Вернулась через мгновение.
– Нет. Никаких записок или писем без конвертов с "воли" не было. Еще что?