Мертвые мухи зла
Шрифт:
– Мы неверующие.
– Юровский сел за стол, предложил: - Прошу садиться, отцы...
– Это слово вызвало у него ироническую улыбку, но он ее подавил. Мне нужно, чтобы вы отслужили. Здесь и сейчас. К тому же и они просят.
– Они...
– одними губами повторил настоятель.
– А... как они? Ничего? Здоровы?
– Э-э, батюшка, да вы не философ, - поморщился Юровский.
– Как это там у вас? "Пройдет над ним ветер - и нет его..." А?
– Вы точно произнесли часть псалма, - кивнул священник.
– Но какую службу желаете... вы? Или... они?
– Служба - она и есть служба.
– Юровский прошелся
– Когда у вас поют отходную? Только учтите без лишних вопросов, да?
– Когда отпевают покойника, - совсем побелел священник.
– А еще?
– Ну... К примеру - есть такое последование - обедница. Там тоже... есть "отходные", как говорите, слова. Только они читаются, а не поются.
– Спеть можете?
– Но... но зачем?
– Батюшке стало дурно, он схватился за сердце и готов был упасть в обморок.
– Это я знаю, - твердо сказал Юровский.
– Ваше дело - исполнить беспрекословно. Вы понимаете: время военное, революционное, неповиновение реввласти карается смертью. Итак?
Дьякон перекрестился.
– Если вам так надобно - я это... пропою. А вы... отпустите нас?
Юровский помрачнел.
– При условии: всё, что здесь увидите, - государственная тайна. И ваша служба, и вообще... Всё. Ну?
– Мы согласны, - с трудом произнес священник.
Прошли в гостиную. На письменном столе, справа от которого обыкновенно спал Боткин (сейчас его койки в комнате не было), стояло множество икон, перед ними горели свечи. Все это успел рассмотреть, и даже внимательно, но потом увидел... ее. Она была бледна, вокруг глаз чернели круги, она часто и мелко крестилась и, заметив Ильюхина, вымученно улыбнулась. Больше ничего и никого не увидел, в уши ворвался "читок" - священник произносил положенные слова, кланялся, махал кадилом, дьякон возглашал - только вот что?.. Поймал себя как бы "боковой" мыслью (боковой, именно боковой, и при этом даже не успел подумать, что если есть "боковое зрение", то почему бы не быть и боковой мысли?), что не слышит, не понимает, да и не хочется, признаться, понимать...
А ее лицо изменилось. Нет креста мелкого, нет обыкновенного. Она стоит, как истукан, в полнейшем забытьи и словно ждет, ждет чего-то, ждет такого, о чем он, Ильюхин, даже и догадаться не может...
Вот оно: после каких-то очередных слов батюшки дьякон начинает приятным баритоном...
То самое и начинает, мог бы догадаться...
И понял бы тогда - чего она, несчастная, ждет... Они все, медленно-медленно, словно во сне, опускаются на колени.
– Со святыми упоко-ой, Христе, души ра-аб Твоих, и-де-е-же несть болезнь, ни печаль, ни-и воздыхани-е-е-е, но жизнь беско-неч-на-я... Сам Един еси безсмер-ртный, сотворивый и создавый челове-е-ека...
Она плакала. Тихо. Незаметно. И слезы оставляли две блестящих полоски на ее бледных щеках. Попятился к дверям и очутился у комендантской комнаты. Там, у окна, стояли Зоя и Кудляков.
– Зайди...
– тихо сказала Зоя.
– Их там отпевают?
– Да.
Кудляков потер виски, сказал безразличным голосом:
– А хорошо придумано, согласись, Сергей? У новых людей - несомненно, образовалось совершенно новое мышление, а?
Зоя приложила палец к губам.
– Послезавтра, ровно в полночь заводим "Романовых" в кладовку Ипатьева. Вещи оттуда уже вынесены, я позаботилась... Чтобы
– Одежда?
– удивился Ильюхин.
– А кто... тебе подсказал? Ты ведь сюда вроде бы и не ходила?
– Вроде бы...
– усмехнулась.
– Твоя, Ильюхин, задача: ровно без пятнадцати двенадцать всех угостить тем же чаем. Всех.
– Но они не станут пить!
– возмутился.
– Как я их заставлю?
– Не считай меня дурой, импотент несчастный!
Кудляков отвернулся, чтобы Ильюхин не заметил скабрезной усмешки.
– Ты придешь точно вовремя, с доктором в белом халате. По приказу Военного комиссара Урала товарища Шаи Голощекина доктор напоит охрану специальным лекарством от нервенности. Он объяснит: предстоит акция и чтобы нервы не сдали - ну, и так далее...
– Смелая ты...
– удивился.
– А если...
– Не будет "если". Всё предусмотрено. До встречи, импотент...
На улице Ильюхин спросил:
– Слышь, Кудляков, а что это за словцо мудреное? В ее голосе не было ни похвалы, ни уважения.
Кудляков рассмеялся.
– Эх, Ильюхин... Отношения с дамами-с - это тебе не бом-брам-стеньга. Это очень сложно. Она обвинила тебя в том, что ты... отказался, понял?
– Ну... дура...
– Сплюнул.
– Сказала бы по-русски...
Следующий день, пятнадцатое июля 1918 года, пролетел незаметно. Отправляли жен и родственников - многие торопились это сделать, понимая, что когда армия "розовых" встанет у ворот города - поздно будет, да и транспорт наверняка не найти.
– А ты своих отправляешь?
– спросил Юровского.
– Дочь взрослая, сама решает... Она у меня молодая большевичка! произнес с гордостью.
– Пацана... Конечно. И жену. А мама не поедет. Старая, предрассудки, опять же... Да я думаю - эти сволочи ее и не тронут? Что им в старухе?
– Но ведь эта старуха - мать цареубийцы? С их, конечно, точки зрения...
Вгляделся в лицо Ильюхина - подозрительно, остро, но тот смотрел так искренне и открыто, что яриться вроде бы было и ни к чему. Сказал раздумчиво-печально:
– Ведь надеесся на лучшее. Не все же у них потеряли человеческий облик...
Сразу же захотелось спросить: "А у нас?" Но понял, что это будет явно лишним.
– Какие указания, Яков Михайлович?
– От тебя ждем...
– сказал серьезно.
– К тебе ведь принесут шифровку или код от Свердлова. Так ведь договаривались? Какой там код?
Улыбнулся искренне.
– Вот получим - и узнаем. А допрежь времени... Не имею права!
– Вот и молодец. Правильно. Служим революции.
С утра шестнадцатого одолевала только одна мысль, одно желание поглощало все естество: пойти в ДОН и увидеть. Ее. Потому что - мало ли как сложится. Может - по плану спасения. А может - и совсем по другому плану.
В ДОН пошел, но сначала заглянул в Вознесенский собор. Шла обедня, народу было совсем немного - человек пять или шесть, одни женщины в черных платках; подумал с грустью: "Гибель вокруг и разрушение, а храм в час молитвы - пуст. Разуверился русский человек в Боге, сосредоточился только лишь на собственной персоне, а ведь без Бога - не до порога..."