Мертвых не судят
Шрифт:
— Ради того и задумано. У Чигрика знаешь какая машинка? Точно такого же колера. Номера у нас даже чуть похожи, но это неважно, издалека все равно не разберут.
«Дворники» поскрипывали по ветровому стеклу. Старик на хорошей скорости вел машину сквозь туманную пелену дождя. Он получил свою кличку вовсе не по причине преклонного возраста. Его прозвали так из-за небольшого, четко ограниченного участка седины в темно-русых волосах надо лбом. Старик говорил, что с этой сединой он появился на свет. Просто причудливая игра генов. Седина придавала ему импозантность и некоторую загадочность, что весьма способствовало его успеху у женщин, но в делах, подобных сегодняшнему, могла навредить. Эта особая примета запоминалась прежде всего. Поэтому Старик подкрашивал
Дагоева — Китайца — взяли ребята из областного РУОПа — Регионального управления по борьбе с организованной преступностью — два месяца назад, во время разборки его банды с группой Гедлиани, целенаправленно прибиравшей к рукам игорный бизнес в городе. Разборка получилась серьезная, со стрельбой и двумя трупами, что, по всей видимости, было неожиданностью для главарей, прибывших самолично на переговоры. Просто у кого-то из их шестерок не выдержали нервы. Китаец благоразумно пережидал пальбу в своем «мерседесе» неподалеку и, когда нагрянули омоновцы, первым рванул с места схватки. Но улица была уже блокирована, его взяли тут же, он даже не успел сбросить пистолет Стечкина — совсем новенький и вряд ли даже толком пристрелянный. Китаец вел себя очень спокойно, с самого начала принялся утверждать, что пистолет ему подбросили, и держался этой версии до конца. Аргументы вроде отпечатков пальцев на него не действовали. Он был уверен, что его аргументы все равно окажутся сильнее, и не сомневался в благополучном для себя исходе всей этой истории, и не ошибся. Тем временем его люди усиленно искали подходы к судье, искали и нашли.
Жаль только, что этим судьей оказался Дудин, прежде я относился к нему с симпатией. Он казался мне наиболее приличным человеком среди всех своих коллег, не раз и не два с легкостью отпускавших пойманных нами бандитов под смехотворными предлогами типа «как имеющего постоянное место жительства и давшего правдивые показания по существу дела». Правда, на этот раз Китаец сидел в камере до суда, и у нас появились некоторые надежды. Как оказалось, совершенно напрасно. Дудин тоже сломался, и мне было не важно, на чем именно. Угроза, страх, деньги — какая разница! Судья продал свою душу дьяволу, сатане, черной силе и навсегда вычеркнул себя из списка людей. Он сделался нелюдем — пока еще не опытным, начинающим и жалким, но я ненавидел его почти так же сильно, как и всех прочих, и не собирался прощать. Когда-нибудь настанет и его черед. Каждому воздастся по его делам…
Старик сбросил скорость. Машина свернула с магистрали на узкую асфальтовую дорогу. Через два километра Старик затормозил и осторожно съехал с дорожного полотна на траву, медленно лавируя меж деревьями, вывел «девятку» на маленькую полянку и заглушил мотор, С дороги нас теперь видно не было.
— Давай переодеваться, — сказал Старик, вылезая из машины.
Я расстелил кусок полиэтилена на промокшей хвое под огромной елью и вывалил на него содержимое спортивной сумки, которую Старик извлек из багажника. Пока мы меняли обувь, натягивали брюки и куртки из легкой и прочной ткани, дождь неожиданно перестал. Гнилая погода этого лета замерла в неподвижности на небесную секунду, готовя новую пакость.
Рассовав по карманам снаряжение, мы двинулись в лес. Лес здесь был мокрый и плохой, с непролазным подлеском, слишком частые деревья душили друг друга, не успевая набрать рост. Из останков погибших тянулось такое же хилое, но жадное до жизни потомство. Оставшиеся клочки земли захватил густой кустарник, переплетенный высокой и жесткой осокой. Уже через два десятка метров одежда наша потемнела от влаги, нити бесплотной паутины мокро касались лица.
Старик уверенно шел впереди, точно выдерживая взятое направление, и вскоре лес окончился. Мы увидели поселок. Дренажный ров двухметровой глубины опоясывал огромную поляну, на которой разместились три десятка двух- и трехэтажных каменных особняков со встроенными гаражами, сосновыми банными срубами и десятками стеклянных квадратных метров то ли теплиц, то ли оранжерей. Сразу за рвом высился общий забор, высокий и крепкий, с несколькими нитками колючей проволоки поверху. Где-то на дальнем от нас конце поляны строительство еще не закончилось, и оттуда несся пронзительный и визгливый вопль электропилы.
Наш объект располагался чуть левее того места, куда мы вышли. Это был маленький дворец белого кирпича со сверкающей крышей из нержавейки. Старик кивком указал мне на ель — едва ли не единственное настоящее дерево в округе. Пробираясь сквозь частые сучья, я полез по стволу к развилке. Отсюда было отлично видно происходящее за оградой.
На асфальтовой площадке перед поднятыми воротами гаража двое сытых парней с толстыми загривками склонились над капотом серой «волги». Я знал, что поселок возник лишь год назад и был отстроен с немыслимой для привычных представлений скоростью. Но участок площадью соток в двадцать — двадцать пять пока еще пустовал. Его будущее, обозначенное саженцами плодовых деревьев и ровными рядами кустарников, пока еще только угадывалось. На соседних участках никого не было видно, и, когда я спустился вниз и сообщил об этом Старику, тот удовлетворенно кивнул.
— Так и должно быть. Слева дом банкира — он сейчас с семьей на Кипре загорает, а справа деятель из той же команды — этот наезжает только на выходные. Значит, пошли!
Мы прыгнули через ров. Под ногой слегка оступившегося Старика вякнула грязь, и он ругнулся шепотом. Три доски в заборе были аккуратно подпилены на полуметровой высоте и держались лишь на нескольких волокнах. Старик почти беззвучно открыл лаз, и мы скользнули внутрь, укрытые от охранников стенкой каменного сарая. Осторожно выглянув из-за угла, Старик повернулся ко мне, спросив одними губами:
— Готов?
Мы выпрыгнули молча и бесшумно, десять метров отделяло нас от охранников, и мы миновали уже половину дистанции, когда один из них начал разворачиваться в нашу сторону. Его рука дернулась вверх, но было уже поздно, в прыжке я вогнал ему кулак точно в горло и упал вместе с ним на асфальт. Мгновением позже рухнул противник Старика. Парень подо мной не шевелился, и я поднялся на ноги.
— Порядок, — сказал Старик с хрипотцой. — Давай дальше!
По пути к дому он подхватил канистру с бензином. Не останавливаясь, я вбежал на второй этаж, выдернув запалы, швырнул в раскрытые двери комнат, устланных коврами, три пиропатрона. Старик слегка замешкался, разливая бензин, и когда закончил, вверху уже вовсю гудело пламя. Бросок его пиропатрона отозвался мгновенной буйной вспышкой огня. Второй пиропатрон он бросил в глубину гаража.
Охранники еще не пришли в себя, лишь один из них начинал шевелиться бессознательно и трудно, а дом уже весь сверкал изнутри яростным неугасимым светом…
— Черт, не сообразил, надо было им машину сломать, — с досадой проговорил Старик, когда мы вновь переодевались под елью. — Брак в работе.
— Они еще минут пятнадцать будут очухиваться, — успокоил я его, — зачем им сейчас машина.
Но пока мы ехали обратно, Старик чаще, чем обычно, крутил головой, посматривая в зеркальце заднего вида и бормоча себе что-то под нос, хотя никакой погони за нами быть, конечно же, не могло…
* * *
Славич заметил слежку, когда спустился с моста на Беговую улицу. Машины ревели раздраженным хором, проползая по нескольку метров и вновь останавливаясь в плотном и длинном заторе. Над улицей стоял сизый чад выхлопов, и Славич до отказа поднял стекло, несмотря на духоту и жару, сегодня небесный дирижер погоды решил побаловать горожан — или слегка поиздеваться над ними. Вот уже несколько минут прямо за Славичем, бампер в бампер, тащилась серая «тойота». Застывшие лица водителя и пассажира на сиденье рядом с ним были каменно-равнодушны. Славич даже слегка позавидовал их терпению, за все это время они не обменялись друг с другом ни словом, не высказали и признака нетерпения. В зеркальце заднего обзора Славич видел, что они неподвижно смотрят перед собой, словно большие живые куклы.