Мертвый час
Шрифт:
Увы, запрет на продажу в борделях спиртного повсеместно нарушался.
– Хотите выпить? – раздался голос сзади.
Сашенька повернулась. Если бы эту даму в строгом черном платье, с тщательно уложенными черными с проседью волосами, с лорнетом на шейной цепочке она встретила на улице, приняла бы за классную даму или супругу небольшого чина в отставке. Но никак не за хозяйку борделя.
– Нет, спасибо, – пробормотала Тарусова.
– Гостям мы горячительного не подаем. Для себя держу, – и, ловко отодвинув Сашеньку, хозяйка закрыла створку буфета на ключ. – Прошу ко мне в кабинет.
Коридор
– Гляди, Монька, платье…
– Пятьсот рублев…
– Выше бери, тыща.
– А точно княгиня?
– А сама не видишь?
Сашеньку девицы разочаровали. Самые обычные. Ни красоты, ни печати разврата на лице. Чуть постарше Тани с Ниной. Все в ночных рубашках, не чесанные с ночи. Хозяйка на них цыкнула:
– А ну живо белье менять.
Девиц сдуло.
Они зашли в кабинет, вполне обычный для делового человека: шкаф, заставленный папками с тесемочками, письменный стол в бумагах. Хозяйка села в кресло, показав Сашеньке на стул сбоку:
– Ласточкина Домна Петровна, титулярного советника вдова.
– Княгиня Тарусова Александра Ильинична.
– Если вина не желаете, может, чаю?
Сашенька помотала головой.
– Кофе? Лимонад? Оршид? Нет? Тогда к делу. Билет при вас?
– Ваша прислуга меня не поняла…
– Так и подумала. Потаскушка или нет, различаю сразу, по глазам, – объяснила Домна Петровна. – Тогда что желаете? Только покороче. Расчетные книжки надо заполнить.
В публичных домах содержательницы нередко обманывали своих работниц, потому правительство обязало их вести расчетные книжки, подобные фабричным.
– Мой муж – присяжный поверенный. Он будет защищать князя Урушадзе. – Сашенька тоже владела искусством читать по глазам и сразу поняла, что произнесенное имя Домне Петровне знакомо. – Он ведь заходил к вам?
– Паспортов не спрашиваем.
– Молодой, высокий, очень красивый мужчина кавказского типа. Его невозможно забыть. Бывал такой?
– Не помню.
– Но как же…
– А что ваш кавказец натворил?
– В том-то и дело, что ничего. Но его тесть, граф Волобуев, обвинил его в ограблении…
– Что вы говорите? Я сочла это шуткой. Так Волобуеву и надо. Должен мне бурун денег.
– Значит, знакомы? И с ним, и с Урушадзе?
Ласточкина промолчала. Но ведь молчание – тоже согласие. И Сашенька ринулась в атаку:
– Припомните, пожалуйста, заходил ли князь в ночь с двадцать четвертого на двадцать пятое июля. Это важно.
Ласточкина внимательно на нее посмотрела:
– Насколько важно?
– Князю грозит каторга.
– Бедолага, – и Домна Петровна раскрыла какую-то книгу.
Может, Лешич ошибается и учет посетителей все-таки ведется? Нет! К Сашенькиному разочарованию, книга оказалась табель-календарем.
– В ночь с пятницы на субботу?
– Да.
– Кажется, заходил.
– Кажется?
– Должна
– Я подожду.
– Давайте сперва договоримся. Насколько я поняла, требуется дать показания в суде?
– Вы очень умны, Домна Петровна.
– Мои показания должна подтвердить девочка, с которой князь провел ночь…
– Ночь? Вы уверены? – вскочила Сашенька, но тут же села обратно.
Голову словно мечом рассекли. Опять мигрень!
– Повторюсь, мне надо уточнить, – испытующе посмотрела на княгиню Домна Петровна Ласточкина.
– Умоляю! Если вы выступите на суде – князь спасен.
– Обязательно выступлю.
– Не знаю, как отблагодарить вас.
– Пустяки, каких-то двести рублей.
У княгини округлились глаза:
– Так дорого?
– Да, ваше сиятельство. Нелегко признать публично, что занимаешься непотребством…
– Но двести рублей…
– Хорошо, сто пятьдесят.
Княгиня чувствовала, что аппетиты Домны Петровны можно уменьшить еще, однако голова болела так, что продолжить разговор не могла.
– Я должна посоветоваться с мужем…
– Понимаю. Буду ждать. Позвольте проводить.
Пришлось брать экипаж с закрытым верхом. До дома еле доехала. Велела подать пилюли из женьшеня. Несмотря на возражения, Матрена ее раздела. Мелькнула мысль, что с Лешичем надо отправить Диди письмо. Пусть приезжает. Пора подписывать соглашение с Урушадзе. Дело-то раскрыто.
Вернее, не раскрыто, но невиновный, считай, оправдан. А оправдание и есть задача адвоката. Сколько раз Диди ей повторял: «Меня не интересует кто преступник? Моя задача – оправдать клиента!»
Как жаль, что Сашенька не может сама представлять интересы князя. Российский закон отказал дамам в праве быть судьями, защитниками и даже присяжными. Опять придется прятаться за спину мужа. Да и пусть. Сашенька не честолюбива.
Глаза ее смежились.
Купание вошло в моду недавно. Еще в Сашенькину молодость занятие это считалось неприличным, в особенности для женщин, поэтому княгиня и не умела плавать. Ныне же каждое лето только в Петербурге открывалось несколько десятков купален. И на Неве, и на Фонтанке. Доступны они были практически всем, цена редко превышала гривенник. За отдельную плату желающие могли взять напрокат простыню и полотенце, воспользоваться душем.
Но те, кому позволяли время и доход, предпочитали купальни морские. Ораниенбаум как раз ими славился. Устроены они были так: довольно далеко от берега на сваях устанавливали большие деревянные платформы, к ним прокладывали узкие длинные мостки. С платформы в воду уходила лестница. Купальщик, спустившись по ней, оказывался по пояс в воде, под его ногами пружинил мягкий морской песок.
Финский залив очень мелок, из-за жары хорошо прогрелся, потому пребывание в воде было комфортным, вылезать из нее никому не хотелось. Купание завершили лишь к шести вечера. По дороге, проголодавшись, зашли в кондитерскую, заказали кофе по-венски со штруделем и мороженым. Что может быть вкуснее?