Мертвый час
Шрифт:
Князь присвистнул. Выходит, по всем дому раскиданы пузырьки с ядом. Воспользоваться им не составляет никакого труда. Пять горошин, каждая из которых содержит двадцатую часть грана, способны вызвать отравление, а десять или пятнадцать – смерть.
– Митенька! Прошу, нет, умоляю, вызволите Андре из тюрьмы, – прервала размышления князя графиня.
– Кто? Я? Это невозможно.
– Но почему? Понимаю, вы его недолюбливаете. Из-за чувств ко мне. Но я вас очень прошу. Какой ни есть, Волобуев мне муж. А вы великий
– Нет, при всем моем уважении к вам графа я защищать не стану.
– Неужели мои слезы больше не трогают вас, Митенька? – протянула к нему руки графиня.
Мария Дмитриевна от волнения и расстройства говорила как героиня бульварных романов, от чего Дмитрия Даниловича передергивало. Зря он откликнулся на ее просьбу прийти.
– Мария Дмитриевна, Машенька, ну поймите. Я тоже подозреваемый. И если сумею убедить присяжных, что граф не виноват, окажусь на его месте. Кроме того, я дал согласие Анастасии Андреевне представлять ее мужа. За сокрытие трупа и кражу денег князю Урушадзе грозит каторга…
– Значит, зря я на вас надеялась. Придется дать телеграмму Анатолю, – поникла Волобуева.
– Вигилянскому?
– Да. Как думаете, он сможет вытащить Андре?
– Вряд ли. Вигилянский служит в другом ведомстве.
– Ну и что? У него всюду связи. Петюня! Езжай на телеграф…
– Подождите. Напишите Вигилянскому письмо, а я передам лично в руки. Мне как раз надо с ним встретиться.
Письмо от Волобуевой пришлось кстати. Тарусов второй день ломал голову, под каким же предлогом заявиться к Вигилянскому и задать вопросы, которые волновали его тестя Илью Игнатьевича. А тут такая удача.
Мария Дмитриевна с благодарностью ухватилась за предложение, и письмо через пятнадцать минут лежало у князя в кармане.
Тертий не перепутал, привез именно то траурное платье, которое Сашенька решила надеть на похороны. Детей с собой не взяла – не хотела, чтобы виделись с Ниной.
Проводить Глеба Тимофеевича в последний путь пришли лишь соседи-дачники. От Волобуевых присутствовал один Михаил – графа Андрея вчера вечером увезли в тюремной карете в столицу, а Мария Дмитриевна похорон всячески избегала.
Гроб погрузили в катафалк, запряженный четверкой черных лошадей, и процессия медленно двинулась в сторону Мартышкино. Через час подъехали к лиственной роще, в глубине которой пряталась маленькая часовня, где Глеба Тимофеевича отпели.
Первоначально сей лесной погост служил последним приютом умершим в окрестных госпиталях, но потом дозволили хоронить и местных жителей. Четыркин, конечно же, им не был, но в прошлом году, прощаясь здесь с другом Мызниковым, изъявил волю и самому упокоиться тут. Небольшое пожертвование от Юлии Васильевны позволило ее исполнить.
Из часовни гроб вынесли на руках к свежевырытой могиле. Прощальную
Сашенька сочла своим долгом в эти тяжелые минуты оказать поддержку вдове и пошла с ней рядом. Юлия Васильевна утирала слезы и поминутно оглядывалась на рыхлый холмик с крестом.
– Скорблю вместе с вами, – начала разговор Сашенька, ради которого и потащилась сюда.
– Спасибо, ваше сиятельство. Вы были рядом в самые трудные минуты. Я так вам благодарна!
Александра Ильинична решила, что реверансы сделаны, и перешла к делу:
– Мызников здесь же похоронен?
– Да.
– Могилку покажете?
– Вон она. Всего год назад живой, здоровый Глеб, полный сил и планов, стоял здесь и плакал. Теперь… Говорят, Екатерину Захаровну тоже тут похоронят.
Дамы перекрестились.
– Вы хорошо помните свадьбу Аси? – спросила Сашенька.
– Конечно.
– Говорят, Мызников вылил бокал с шампанским в ведро Мишиной лошади, потому она и понесла. Так ли это было?
Юлия Васильевна пожала плечами:
– Я ничего не видела. Может, Ниночка заметила? Спросите у нее.
С Ниной Сашенька так крепко вчера поругалась, что дальнейшее общение вряд ли было возможным. Княгиня задумчиво посмотрела на девушку. Та шла, толкая перед собой коляску с калекой.
– А где Евгений с Татьяной? – спросил у Нины Михаил.
– Александра Ильинична запретила им приходить.
– Почему?
– Из-за меня.
– Что вы натворили?
– Неужели Ася не рассказала?
– Слово в слово. И должен признать: я вами восхищен.
– Шутите?
– Николя совершил величайшую глупость, отвергнув вас. О такой решительной и умной жене можно лишь мечтать.
– Звучит как признание.
– Оно и есть. Просто до сего дня я не смел. Из-за Николя. Знал, что встречаетесь.
– Я считала, вам нравится Татьяна.
– Нет, мы всего лишь друзья. У Тани не любовь ко мне, а жалость. Но она очень-очень хорошая. Обещала выпросить у деда денег на мою операцию.
– Операция поставит вас на ноги?
– Бессилен что-то сделать, – прочитав письмо Волобуевой, развел руками Вигилянский.
– Я пытался объяснить сие Марии Дмитриевне, – признался Тарусов, – но она не хочет слушать. Потребовала передать вам письмо.