Мертвый час
Шрифт:
– Через год после этих событий Екатерина Аннина стала выступать на сцене. Мы знали ее под псевдонимом Красовская.
Приподнялся со стула и Матюшин:
– Мне кажется, что рассказ достопочтенного свидетеля слишком далек от нашего дела…
Илья Андреевич посмотрел на него из-под стекол очков и строго сказал:
– Когда кажется, следует перекреститься.
Матюшин возмущенно сжал кулаки, однако сел.
Тоннер, откашлявшись, продолжил.
Из стенографического отчета, опубликованного на следующий день в газете «Время»:
Свидетель Тоннер: Разговор в кабинете офицьянту дружеским не показался, офицеры с помещиком
Из «Пальмиры» мы с господином Хоменко отправились к командиру Драгунского полка Навроцкому. Коротко изложив суть дела, я попросил разрешения опросить вышеназванных офицеров. Он не возражал. Кроме самого Навроцкого, на разговорах с офицерами присутствовал аудитор полка Анатолий Вигилянский.
Сначала опросили капитана Четыркина. Тот подтвердил, что полтора года назад на деньги, выданные им на закупку лошадей, они с Мызниковым и Волобуевым приобрели первостатейный вексель. Причина? Хороший дисконт. Этим векселем они рассчитались с Зятюшковым, которого майор Волобуев хорошо знал. Четыре дня назад коннозаводчик неожиданно прибыл в Прилуки и предложил офицерам отужинать с ним в ресторации. Те с радостью согласились. За ужином Зятюшков огорошил драгун сообщением, что вексель оказался подделкой, однако тотчас заверил, что виновными господ офицеров не считает и прибыл лишь затем, чтобы получить их показания, заверенные нотариусом. Без этого, по его словам, нельзя уголовно преследовать черниговского купца Михеенко, у которого Волобуев со товарищи приобрели вексель. Зятюшков, наскоро отужинав, вернулся в гостиницу, сославшись на усталость после дороги. А друзья-офицеры еще немного покутили.
Такие же слово в слово показания дали Мызников и сам Волобуев. Но документы, найденные мной в бумагах покойного Зятюшкова, противоречили их словам. Коннозаводчик действительно собрал со всех владельцев злополучного векселя показания, заверенные нотариусом, в том числе и с Михеенко. Тот рассказал любопытную подробность – драгуны долго выбирали, какой из имевшихся у него векселей им купить, и выбрали тот, в котором передаточных надписей оказалось больше всего. Кстати, продажу купцом Михеенко этого векселя за две тысячи рублей подтвердили его приказчики, присутствовавшие при сделке.
Я предложил полковнику Навроцкому посадить офицеров на гауптвахту и каждый день учинять им опрос по новой. Командир полка выхватил саблю и чуть было не покрошил меня в винегрет. По какому праву я подозреваю его офицеров и смею сомневаться в их словах?
Но меня неожиданно поддержал аудитор Вигилянский, объяснивший полковнику, что ремонтеры, как ни крути, совершили должностной проступок: не имели они права на казенные деньги покупать ничего, кроме лошадей и фуража, поэтому отправка их на гауптвахту юридически правильна и обоснованна. Навроцкий был вынужден согласится. Чиновник по особым поручениям Хоменко, знакомый с полицейским делом, внес предложение содержать офицеров раздельно – де, лишенные товарищеского плеча, они начнут нервничать, подозревать друг друга в предательстве и рано или поздно кто-то из них сознается в подделке векселя, а может, и в убийстве Зятюшкова.
Полковник, скрипя зубами, согласился и с этим предложением.
Распрощавшись с Навроцким и Вигилянским, мы с Хоменко вернулись в гостиницу. Я уже был абсолютно уверен, что именно Волобуев со товарищи отравил Зятюшкова. И сделал очевидный вывод: кто-то из них должен был зайти в тот вечер в гостиницу, проникнуть в номер и подсыпать мышьяк. А значит, коридорный или портье обязаны были его заметить. Однако в ходе их опроса выяснилось, что никто из подозреваемых в тот день в гостиницу не заходил.
Выходит, решил я, у офицеров имелся сообщник. Но кто? Коридорный, портье, слуга Зятюшкова или один из постояльцев?
Коридорный и портье были опрошены более подробно. Выяснилось следующее. Зятюшков поселился в три пополудни и до
Я спросил про кувшин: кто и когда принес его в номер? Выяснилось, что кувшин «прописан» там постоянно, однако каждое утро во время уборки коридорный тщательно его моет, а потом заново заполняет родниковой водой.
То бишь, сделал я вывод, Зятюшков – жертва не случайная, собирались убить именно его.
После коридорного и портье мы опросили слугу Зятюшкова, Варфоломея. Тот рассказал следующее. После заселения в гостиницу хозяин отправил его с запиской к графу Волобуеву. Андрей Петрович, прочтя ее, разволновался и принялся расспрашивать Варфоломея, где они с хозяином остановились, и только после этого черкнул пару строк в ответ. Вернувшись в гостиницу, набегавшийся в поисках Волобуева слуга налил в стакан воды из кувшина и выпил. Далее барин с холопом занимались каждый своим делом – Варфоломей разбирал и укладывал в шкап вещи, Зятюшков писал письма жене и другу в Киев. Часов примерно в семь слугу послали в лавку за конфетками, однако возле гостиницы он нечаянно столкнулся с братьями-столярами Богданом и Степаном. Выяснилось, что все они земляки. Такую радость новые друзья решил обмыть. Варфоломей, зная суровый нрав Зятюшкова, собирался ограничиться рюмочкой, но в трактире быстро потерял им счет. Потому знать не знает, почему утром проснулся где-то на окраине под плетнем.
Посовещавшись с Хоменко, я приказал городовым арестовать Варфоломея и посадить в ледник, дабы добиться признания. Ведь факты свидетельствовали против него – раз он пил из кувшина, значит, до его возвращения от Волобуева вода в нем отравленной не была, Зятюшков покидал номер лишь на час и провел его в компании с драгунскими офицерами. Выходит, те подсыпать яд в кувшин не могли. Да и никто другой не мог – номер был закрыт на ключ. За исключением коридорного, у которого имеется запасной. Но тот как раз тоже отсутствовал – другой постоялец, купец Кнестяпин, сразу после ухода Зятюшкова отправил его за вином. Следовательно, именно Варфоломей, подкупленный Волобуевым при их встрече, подсыпал в кувшин мышьяк. Однако при агонии барина присутствовать не решился, да и подозрения от себя решил отвести. Потому и пьянствовал всю ночь.
На этой ноте завершился первый день моего расследования.
Проснувшись следующим утром, я приказал привести Варфоломея. Тот дрожал от холода, в его бороде медленно таяли сосульки, однако с завидным упорством он твердил, что барина не убивал. Я распорядился дать ему горячий чай и в ледник больше не сажать. А то, не дай бог, простудится и до суда не доживет.
А вот господа-офицеры оказались менее стойкими. Самый молодой из них, Юрий Мызников, заговорил. Признался, что полтора года назад по пути в Воронеж троица ремонтеров попалась карточным шулерам. Те обобрали драгунов почти до нитки. За оставшиеся у них две тысячи рублей табун лошадей было не купить. Желая выкрутиться, капитан Четыркин предложил комбинацию: купить первостатейный, но недорогой вексель и пририсовать к нему нолик, благо сумма прописью в них не ставится. Волобуев загорелся этой идеей. Мызников поначалу сомневался, но страшная сумма в шесть тысяч, которую каждый из них должен был внести, чтобы покрыть растрату, грозила вчистую разорить его родителей. И как единственный из них рисовальщик Мызников и произвел подделку. Зятюшков, хорошо знавший Волобуева, ничего не заподозрил.