Мертвый кортеж
Шрифт:
Обходя хаотично расставленные домишки, мы вскоре выбрались на берег. По счастью, не все рыбаки пребывали в открытом море: три мужика, все как один растрепанные и грязные, восседали на старых, плохо сбитых ящиках, перевернутых кверху дном. Завидев нас, они тут же попрятали взгляды в грязнозеленый песок. Надо думать, полицейским тут не слишком-то рады.
— Добрый день, господа! — поздоровался я, когда мы остановились футах в пяти от их «ящичной» компашки.
— Добрый, сэр, — ответил за всех рыжий мужчина с бакенбардами, переходящими в неаккуратную,
— А не хочет ли кто-то из вас, друзья, — сказал я, уперев руки в бока, — помочь следствию не словом, а делом?
— Любое дело денег стоит, — буркнул рыжий, оглаживая бороду.
Судя по манерам и колоритной внешности, кто-то из его предков — возможно, дед или прадед — был лепреконом.
— Зато честно, — усмехнулся я, покосившись на стоящих позади сержантов.
Они поддержали мое веселье робкими улыбками.
— И сколько же вы хотите, уважаемый? — спросил я.
— Зависит от того, чего желаете вы, сэр.
— Попасть на борт «Дядюшки Скрэби».
— Куда, сэр? — неуверенно хмыкнул рыжий.
Он покосился на друзей, а потом спросил:
— Простите мне мой интерес, сэр, но… что вы там забыли?
— Это закрытая информация, — отрезал я.
— Следовало догадаться!.. Ну да в любом случае, мы на шхуну старины Скрэби ни ногой, — покачал головой собеседник. — Это, знаете ли, все равно, что могилы грабить, сэр.
— Боюсь, эту могилу уже ограбили до нас, — вынув из кармана снимок пуговицы, я продемонстрировал его рыбаку.
— Это еще что такое? — недоуменно спросил рыжий.
— Обломок пуговицы с символикой «Дядюшки Скрэби», — пояснил я. — Видите характерную «Д»? То-то.
— Кажись, и впрямь она, — нехотя признал рыбак. — И где, интересно, вы этот обломок зафотоаппаратили, сэр?
— В Бокстоне, — ответил я. — Рядом с местом преступления.
Уточнять, что речь идет об убийстве, я не стал, резонно предположив, что рыбаки не захотят плыть в логово душегуба. А вот проучить обычного стервятника, посмевшего грабить плавучий склеп многоуважаемого гнома, они вполне могли сподобиться. Тем более, что Скрэби был одним из их племени — парнем с клеймом удочки на правой скуле.
— Но как она там очутилась? — не унимался потомок лепреконов.
— Предположительно, негодяй был в куртке дядюшки. Иного объяснения я, по крайне мере, не вижу.
— По-вашему, вор сейчас находится на борту корабля? — задумчиво пожевав нижнюю губу, спросил рыжий.
— По крайне мере, вероятность этого крайне высока.
— Ага… — рассеянно отозвался бородач.
Рыбаки снова начали переглядываться, пока рыжий наконец не сдался:
— Ладно, уговорили, сэр. Постоим за дядюшку, сплаваем да изловим гада…
Поднявшись с ящика, бородач побрел к небольшой парусной лодке, привязанной к опоре мостика, донельзя хлипкого на вид. Оглянувшись через плечо, он добавил:
— Благо, ветер нынче попутный.
Вслед за хозяином лодки мы поднялись на борт. Пара оставшихся рыбаков провожала наше отплытие хмурыми взглядами.
— Твои
— Они немые, — без тени улыбки ответил рыжий.
Я счел за лучшее прикусить язык. Теперь понятно, почему с нами говорил один лишь бородач.
М-да…
Ставить под сомнение предназначение, данное Шаром, конечно, опрометчиво и глупо, но я, признаться, всегда недоумевал, почему иные калеки должны трудиться наравне со всеми? Вероятно, секрет заключался в истовом желании инвалидов быть не хуже других; порой оно позволяло им покорять вершины, о которых обычные жители Черники даже не помышляли. А вездесущий Шар, судя по всему, улавливал подобные настроения, и потому Фег-Фег стал флористом, а немые мужики из поселка — рыбаками. Возможно, они смыслили в рыбной ловле даже больше, чем наш провожатый. В конце концов, рыбак оценивается не по красноречию, а по улову, который от умения говорить не зависит вовсе.
Дорога к плавучему склепу заняла около часа. Под неожиданно жарким октябрьским солнцем это больше напоминало пытку, чем беспечный вояж; когда на горизонте показались очертания заброшенной шхуны, рубашка моя насквозь промокла от пота. Вытирая лоб скомканным носовым платком, я сказал:
— А вот и «Дядюшка Скрэби».
— Потрепало же его за полгода!.. — вздохнув, отметил рыжий.
С ним трудно было не согласиться. Корабль покойного гнома напомнил мне покосившуюся лачугу из рыбацкого квартала, коих там имелось в избытке. Складывалось впечатление, что Скрэби попросту спустил свой унылый домишко на воду, не слишком озаботившись ремонтом. Те же дыры, те же трещины, та же истерзанная ливнями и ветром крыша. Удивительно, что шхуна до сих пор не пошла ко дну Впрочем, полгода не такой уж большой срок. Уверен, погружение состоится уже грядущей зимой.
Но пока оно не произошло, меня куда больше интересовал другой вопрос: найдем ли мы на судне нашего убийцу, или же он уже покинул шхуну и перебрался в иное место?
Достав из кармана револьвер, я уставился на затрапезное суденышко, готовый открыть огонь при первой необходимости. Сержанты тоже потянулись к кобурам. Рыжий потомок лепреконов при виде оружия занервничал, однако от неуместных вопросов благоразумно воздержался. Царящая вокруг тишина лишь усиливала напряжение момента.
Когда до «Дядюшки Скрэби» оставалось меньше сотни футов, рыжий начал сворачивать парус.
— Что вы делаете? — спросил я, глядя рыбаку в затылок.
— Дальше опасно, сэр, — голос рыжего едва заметно подрагивал: он явно был до жути взволнован происходящим.
— Вовремя спохватились! А нам как добираться?
— Не знаю. Но я дальше боюсь.
Я закусил нижнюю губу. И что теперь делать? Вплавь? Боюсь, верный револьвер моей находчивости не оценит, а без него связываться с убийцей, задушившим целого гоблина, мне хотелось не слишком. Пусть нас трое, но огнестрельное оружие — слишком весомый аргумент, чтобы вот так запросто от него отказываться.