Мерзкий старикашка
Шрифт:
Слева, чуть подальше и развернутое к трону полубоком еще одно кресло, такое же — место примаса. Вон он там, расселся в раззолоченном одеянии первосвященника.
Вдоль стен — кресла князей, по восемнадцать штук с каждой из сторон и изящными полукруглыми кафедрами-рострами резного дерева перед ними, дабы каждый выступающий в совете был виден всем присутствующим.
Одно кресло, между князьями Хатикани и Софенине пустует. Неудивительно — линия князей Аршакии прервалась еще при моем деде.
Яркий свет из высоко расположенных окон в правой стене лился в зал. В это время тут всегда светло — не даром заседания всегда
Моего появления ждали. Сразу видно, что ждали — смотрят все испытующе, внимательно — что это за царевич-то у нас тут такой выискался? — и настороженно, но без удивления. Еще бы, за сутки, что я провел в Аарте все о моем прибытии успели узнать. И косточки мне перемыть тоже.
— Меня зовут Лисапет, я сын Лендеда и брат Кагена, царей Ашшории, и пришел заявить о своем праве на корону и трон, — говорить очень громко не требовалось, в зале прекрасная акустика.
— Шовет рашшмотрит твое шаявление, шаревищь, — ответил главный министр, с трудом поднявшись.
— Рассмотрит? — я позволил себе откровенно язвительную усмешку. — Как же вы будете судить о моих правах, если свои же не чтите? Отчего моя невестка стоит здесь, у порога? Разве не венчалась она княгиней Шехамы? Разве не это княжество было ее приданным, которое после смерти мужа должно возвратить вдове? И разве теперь не обязана она участвовать в совете наравне со всеми прочими князьями?
— Этого еще не хватало… — раздался чей-то голос.
— А ведь прав царевич! — запальчиво воскликнул в ответ молодой, лет тринадцати, здоровущий парень вскакивая с места.
Благородное собрание сдержанно зашумело.
— Шядь, княщь Лекшик, — махнул рукой Тонай Старый. — И вы помолщите вше! Вопрош щерьешный, такие долшно примашу толковать — на то его в шовет и шовут вшегда.
Собрание успокоилось — и из уважения к летам главного министра, да и просто было интересно, как Йожадату выкручиваться станет. Его влияние на Кагена в последний год правления заметно выросло, тот даже поручил первосвященнику озаботиться воспитанием своих внуков, и любви между ним и Валиссой это никак не способствовало.
— Ты прав, кому как не ему судить об этом, — невозмутимо ответил я. — Уверен, что он подтвердит мои слова и защитит права несчастной вдовы к вящей славе Святого Солнца.
Начавший уже подниматься Йожадату чуть не запутался в своей фиолетовой мантии от такого неприкрытого указания на то, что я рассчитываю на решение в пользу Валиссы, а не для виду кочевряжусь. У нас не дикая Османская империя, даже перед тем как удавить нежелательную родственницу царь должен соблюсти определенный политес, и с именами святых да богов в этих делах шутить не принято. Даже просто их упоминать.
Примас выпрямился. Крепкий мужик, нестарый еще, не худышка, но и не толстячок, русая коса до пояса, седины почти и нету.
— Кхм, — примас смерил меня долгим взглядом. — Законы нам от богов дадены, святыми отшлифованы, и не почитающий законы не почитает и богов.
Голос гулкий, располагающий, таким проповеди с амвона хорошо читать.
— Идущий против закона идет против святых и несть ему прощения.
Ну что же, начало многообещающее. Каков же будет конец?
— Истинно сказано, что как лошадь нуждается в руке всадника, ее направляющей,
Многие князья на этих словах откровенно начали ухмыляться — взаимная «любовь» Валиссы и Тыкави была им хорошо известна, и вовсе не по той песне, что когда-то пересказывал мне Тумил.
— Меж тем, блаженный царь Буджум Просветленный, истинный защитник Веры, установил, что земля наследуется лишь по мужской линии, и лишь при отсутствии наследников мужеского полу владение отходит дочерям, вдовам и прочим женщинам. Князь Бонока, как все знают, потомков и близких родичей-мужчин по себе не оставил, — примас обвел взглядом присутствующих, и, выдержав паузу, добавил: — Но теперь они у него есть. Я разумею царевичей Асира и Утмира, его внуков.
Интересный довод. Этого я не учел.
— Таким образом князем Шехамы в настоящее время является не царевна Валисса, а старший из ее сынов, — продолжил Йожадату. — Покуда он не достиг совершенных лет, и вне зависимости от того, кто будет хранить или занимать престол Ашшории до него, блюсти его место в совете князей надлежит законному опекуну, каковым нынче является его мать.
От так! И нашим, и вашим, и закон соблюден. Ну и жук же у нас в примасах подвизается!
Князья вновь зашумели, но не сильно на сей раз — в основном высказывались мнения, что годик-то они Валиссу в совете перетерпят. Да и меньше даже осталось-то!
— Раш так, не шоблаговолит ли ее вышочештво до шрока шанять мешто швоего шупруга в шовете? — главный министр указал на кресло подле трона.
Вот это присутствующим уже понравилось куда как меньше, но стерпели — всем уже хотелось приступить к гвоздю программы, ко мне, — и Шехамская Гадюка гордо прошествовала к предложенному месту, плавно покачивая бедрами и откровенно красуясь.
Ну а что? Красота — тоже оружие и способ заполучить союзников. Зулик — свидетель!
— Ну што ше, — прошамкал князь Дамуриани, который, как старейший из присутствующих, в отсутствии царя исполнял обязанности спикера совета, — как видишь, щаревищь, мы швято блюдем шакон. Говори ше, мы шлушаем тебя.
— Слушаете? Ну слушайте. Рассусоливать не будем, — я выпрямился, попытался попредставительнее и попафоснее выглядеть. — Я, Лисапет из рода Крылатых Ежей, сын царя и брат царя, заявляю, что имею преимущественные права на престол перед царевичем Асиром, внуком царя Кагена и моим внучатым племянником, и требую от совета князей передать мне корону Ашшории. Законы престолонаследия вам известны, так что решайте.
— Закон-то закон, но монах на троне, это как-то… — молодой, едва ли сильно старше князя Баратиани, мужчина со светло-каштановыми волосами (князь Оози, судя по занимаемому месту) покрутил кистью правой руки в воздухе, как бы иллюстрируя этим свои сомнения.