Мессия. Том 2
Шрифт:
— Хорошо, Вимал?
— Да, Мастер.
6. ВНУТРИ ВАШЕГО Я
22 января 1987.
Возлюбленный Мастер,
Тогда просил учитель: «Скажи нам об учении».
И он сказал:
«Ни один человек ничего не может открыть вам, кроме того, что уже лежит в полудреме на заре вашего знания.
Учитель,
Если он действительно мудр, то не повелит вам войти в дом его мудрости, скорее, он поведет вас к порогу вашего ума.
Астроном будет говорить вам о своем понимании пространства, но не даст вам это понимание.
Музыкант может передать вам ритм, которым полнится все пространство, но не может дать вам ни слух, который улавливает ритм, ни голос, что вторит ему.
И посвященный в науку чисел может сказать о мире весов и мер, но не может ввести вас туда.
Ибо видение одного человека не дает крыльев другому.
И как каждый из вас стоит одиноко в Божием знании, так должно каждому из вас быть одиноким в своем знании Бога и в своем постижении земли».
Халиль Джебран, снова поднимается высоко в небо, совсем близко к звездам. Все сказанное им в этих изречениях так глубоко — просто не верится, что он был только поэтом; даже мистики были не способны говорить вещи, которые говорит он. Его разум неподражаем.
Быть может, как иногда скрытыми приходят благословения, так иногда и проклятия тоже приходят скрытыми. Из-за того, что его разум так глубок, он забывает, что есть еще более глубокие истины. Из-за того, что его полет к звездам так высок, он забывает, что есть небеса по ту сторону небес — и там нет предела.
Если бы Халиль Джебран был менее поэтом, менее разумным, менее красноречивым, возможно, он попытался бы найти скрытый в жизни - более глубокий смысл, значение которого невидимо. Но именно его величие как поэта помешало ему разглядеть, что он может быть чем-то еще более высоким. Его разум становится барьером, а не мостом. Это удивительный случай.
Но даже и без окончательного переживания его слова так прекрасны, что я могу придать смысл и содержание этим прекрасным, хотя и пустым словам. Я могу видеть, где он ошибся и почему ошибся, — он ошибся из-за своего великого разума. Он ошибся из-за своего великого творчества, чувствительности, искусства играть прекрасными словами и аранжировать их таким образом, что они несут, по меньшей мере, какое-то напоминание, какое-то подобие настоящего пробужденного сознания.
Тогда просил учитель: «Скажи нам об Учении».
И он сказал: «Ни один человек ничего не может открыть вам, кроме того, что уже лежит в полудреме на заре вашего знания».
Все великое, значительное, абсолютно правильное, - никто не может дать вам, потому что это не товар. Вы не можете ни купить его на базаре, ни выучить в университете. Оно уже лежит в полудреме внутри вашего собственного Я.
Ведь то, что вы разыскиваете, — не где-то еще.
Сам искатель и есть искомое.
Сам лучник и есть цель. То, что вам нужно, —
Ни один человек ничего не может открыть вам, кроме того, что уже лежит в полудреме на заре вашего знания.
Почему он говорит в полудреме? — потому что вопрос исходит от учителя: Скажи нам об Учении. Это идет от искренности; иначе учитель не просил бы: «Научи нас учить» — ведь это показывает, что он не знает, как учить, а тем не менее, считал себя учителем.
Вопрошающему необходима смелость, чтобы выставить себя в своей наготе. Учитель — не тот человек, который боится показать невежество в собственной профессии. Обычно учителя, профессора скрывают свое невежество за всеми видами заимствованного знания. Они никогда не зададут искренний вопрос.
Я бывал преподавателем в университетах, и вас удивит, что я нигде не сталкивался с более невежественными людьми. Хотя они и обременены знанием, их невежество не исчезло — оно лишь подавлено. Они приложили все старания, чтобы скрыть его. Но помните, невежество — это рана; если вы прячете ее, вам не выздороветь. Вашей ране нужен свежий воздух, новые восходы солнца. Не прячьте ее! Откройте ее исцеляющим силам сущего.
То, что верно в отношении телесных ран, еще более справедливо для ваших духовных ран. За телесные раны вы не переживаете — можно сходить к доктору, к целителю. Но с духовными ранами вы никогда не идете к мастеру, к мистику — а он тоже целитель. Потому что духовные раны глубоки, а вы боитесь открыть их и позволить другим увидеть вас в вашей наготе, вы продолжаете прятать их. Но чем больше вы их прячете, тем больше гноя собирается; чем больше вы их прячете, тем более злокачественными они становятся. Почти все человечество страдает духовным раком.
Но поскольку учитель спросил о своей собственной профессии, Халиль Джебран может разделить с ним свои глубочайшие прозрения: Ни один человек ничего не может открыть вам, кроме того, что уже лежит в полудреме на заре вашего знания... Потому что вопрос, исходящий от невинности, мудрости, пробуждения, просветления, — уже только полудрема.
Если же вопрос идет от знания, не от невинности, тогда ваша подлинная сущность крепко спит.
Ваш вопрос очень хорошо показывает, откуда исходит. Вот почему Альмустафа говорит, что вы уже полупробуждены; просто чуть больше смелости, и вам не нужно будет ни у кого спрашивать, что такое истина. А подлинный учитель — это тот, кто знает, что такое истина. Благодаря его знанию истины, его учение становится честным, искренним; оно имеет собственный авторитет, не зависящий ни от какого писания или кого-либо еще. Его истина становится его учением. Его истина преображает его в подлинного учителя.
Халиль Джебран не знает разницы между этими двумя словами, учитель и мастер; в противном случае он бы обязательно сказал, что если вы только профессиональный учитель — что означает посредник, передающий знание от одного поколения другому поколению, — то у вас нет ничего собственного, чтобы разделить и дать. Но если ваша истина пробуждена в вас, ваше жилище освещено светом, и ваше существо благоухает — значит, вы стали мастером; вы уже не просто учитель. Когда вы делитесь своей собственной истиной, вы мастер.