Месть каторжника

Жаколио Луи

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. КАТОРЖНИКИ

Когда Люс и Гертлю в сопровождении старого полицейского прошли в кабинет Жака Лорана, то увидели, что последний взял большое письмо, лежавшее открыто на столе, положил его обратно в конверт и тщательно запрятал.

— Вы хотите знать, что там такое? — спросил, улыбаясь, старик.

— Ничуть, уважаемый патрон! — отвечал Люс. — Ваши дела нас не касаются, и…

— Та! Та! Та! — усмехнулся Жак Лоран, — это между нами-то такие церемонии… Вы так же хорошо, как и я, мой дорогой Люс, знаете слабости человеческой натуры и не станете отрицать, что я не мог бы вам поверить. Бьюсь об заклад, что, если перед глазами кого бы то ни было медленно свертывают письмо, телеграмму или что-нибудь другое в этом роде, то у всякого, независимо от его воли явится следующая мысль: «Я очень хотел бы знать, что там такое в этой бумажке, которую так тщательно свертывают при мне… » Эта первая мысль. А далее вы можете встретить целый ряд вариаций.

— Вы, Люс, — невозмутимо продолжал Жак Лоран, — испытав общее для всех людей, как я сказал, чувство любопытства, задали себе вопрос, почему это я спрятал письмо в вашем присутствии. И вы сочли оскорбительным, что я не подождал вашего ухода, чтобы сделать это. Не правда ли?

— Честное слово, уважаемый патрон, вы — просто дьявол в человеческом образе!

— Что касается тебя, Гертлю, то хотя ты и не был в течение тридцати с лишком лет моим помощником, я знаю тебя не хуже себя самого: любопытство у тебя проявилось лишь в слабой степени, ибо ты прежде всего человек порядка и дисциплины. Ты сказал себе, «как наш патрон сильно изменился с тех пор, когда отошел от дел: он может оставлять письма открытыми на своем столе», и ты сделал из этого вывод, может быть, и не отдавая себе ясного отчета при этом, что письмо, должно быть, не представляет собой особой ценности, между тем как Люс, наоборот, предполагал, что оно чрезвычайной важности… Ну, я не ошибся?

Оба полицейских переглянулись с изумлением и отвечали почти одновременно:

— Это изумительно, патрон!

— Можно подумать, что вы читаете у нас в душе, — продолжал Люс.

— И надо сознаться, что покой не притупил ваши способности! — воскликнул с восторгом Гертлю.

— В сущности, — снова заговорил бывший начальник полиции безопасности, — вы, может быть, принимаете все это за пустую болтовню, так как я знаю, что вы спешите со мной переговорить. Но ведь именно на изучение мелочей и, по-видимому, ничтожных пустяков обращали внимание все гениальные сыщики. Так вот, предположите, что в этом письме имеется следующая фраза: «Сообщаю вам, что сегодня в ночь, между одиннадцатью и двенадцатью часами, Фроле будет убит кинжалом в своем кабинете, в Полицейской префектуре».

Оба полицейских, бледные, взволнованные, при этих словах подпрыгнули, как на пружинах, вскрикнув от удивления, к которому примешивался даже ужас.

— Что с вами такое? — спросил Жак Лоран с удивленным видом. — Можно подумать, что вы сговорились не слушать меня спокойно! Я продолжаю: имя убийцы неизвестно, но про него, — опять таки все это предположение, — много пишется в этом письме, которое, будучи оставлено на моем столе, было бы прочитано одним из вас. Кем? Я этого не знаю, но, принужденный высказаться по этому поводу, не поколебался бы допустить, мой дорогой Люс, что у вас любопытство полицейского оказалось бы сильнее чувства сдержанности и дисциплины, между тем, как у Гертлю наоборот, и я уверен, что не ошибся бы! Прилагайте подобный метод анализа и вывода из него следствий к расследованию преступления, и вы почти всегда получите удовлетворительные результаты. Теперь, друзья, я не буду вас больше мучить, я не хотел только прерывать свое изложение и должен сказать, что действительно письмо, о котором я только что говорил, сообщало мне не только об убийстве Фроле, но и об убийстве в ту же ночь Трэнкара и нотариуса Пети-Лендрю. Много ли правды во всем этом? Мне чрезвычайно интересно это знать.

— Вас не обманули, уважаемый патрон, — отвечал Люс. — Все, что вам сообщили, случилось. Мы пришли сказать вам об этом, кроме того, еще сообщить, что молодой заместитель главного прокурора, приблизительно в тот же час, был схвачен какими-то оставшимися неизвестными людьми на Кожевенной набережной.

— Совершенно верно. Это тоже составляет часть сведений, полученных мною!

— Кто же мог вам дать знать о событиях, еще не случившихся?

— Люди, которые, по-видимому, управляют событиями, пока они еще не совершились. Вы их узнаете позднее!

— Уж очень напоминают мне эти самые люди, — возразил Люс, — тех, по чьему приказанию совершились события этой ночи или которые сами непосредственно выполнили их!

— Вы забегаете вперед, друг! Недаром я горжусь своим старым учеником! Но чего вы еще не знаете, мой дорогой Люс, и не можете знать, это часть таинственного письма, которой оно заканчивается. Так слушайте же! — и Жак Лоран, вынув письмо из своего портфеля, стал громко читать:

«Когда совершится этот акт правосудия, мы бы очень просили вас, дорогой Жак Лоран, сделать все возможное, чтобы высокоуважаемому де Вержену, префекту полиции, и Люсу, который, несомненно, будет назначен начальником полиции безопасности, не пришлось ответить за неуспех розыска преступников, которых они никогда не откроют… »

— Ваш неизвестный корреспондент немножко поторопился! — вставил Люс.

— Вы гораздо худшего мнения об его дальновидности, чем он о вашей, подождите конца…

«… Которых они никогда не откроют официально… » Это значит, как мне кажется, что, если даже вы их и будете знать, то не сможете арестовать по той или другой причине! «… Господин де Вержен в настоящее время… — слушайте хорошенько, это последняя часть письма, — не может уйти со службы в Полицейской префектуре: он получил секретное поручение от самого короля употребить все возможные средства, чтобы спасти от эшафота , герцога де Вержи Куаслен, пэра Франции, арестованного по приказанию министра юстиции шесть недель тому назад, и над головой которого тяготеет обвинение в убийстве, сделайте все, что только в человеческих силах, чтобы не только поддержать де Вержена в этом деле, ибо мы никогда не забудем того, что было сделано для нас герцогом в памятных для нас обстоятельствах, но и дать возможность герцогу бежать. Не жалейте ни труда, ни золота… особенно золота, открывающего все двери… Месть и признательность, вот тот девиз, который принят нами».

Понимаете теперь, каким образом, давая в связи с этим письмом вам урок психологии полицейской службы, — а надо вам напомнить, что, ведь, это мой конек, так как я считаю, что полиция должна работать головой, а не ногами, — так, я говорю, понимаете, почему мы не потеряли это время… Я знаю, что вы хотели мне рассказать, а вы знаете, что я вам мог ответить: значит, нам остается только действовать. Чтобы пояснить, скажу вам в двух словах, что ваш брат, мой дорогой Люс, и Эрнест Дютэйль, много лет тому назад бежавшие из Гвианы, вернулись в качестве представителей правосудия, чтобы отомстить тем негодяям, которые осудили их, и которым они резонно приписывают печальную кончину ваших родителей, не перенесших горя и нищеты, так же, как и смерть сестры Дютэйля, жены вашего брата…

— А моя племянница Шарлотта?

— Она не умерла, я в конце концов нашел ее, и теперь она, должно быть, в объятиях своего отца.

— Да благословит вас Бог, Жак Лоран!

— Спасибо, это никогда не мешает… Я один из тех, кто все-таки верит в божественное правосудие. Ваш брат Карл и его родственник всегда возбуждали во мне живейшее участие, никогда, если бы только я был еще начальником полиции безопасности, они не были бы осуждены. Но Фроле поступил в этом деле как подлец, и я должен вам объяснить его смерть! Этот негодяй получил секретное поручение внезапно произвести обыск в банке Трэнкара, у него на квартире и везде, где ой найдет нужным сделать это в интересах выяснения истины. У этого мерзавца был нюх, и он направился прямо в замок герцога де Жерси, Шуази. Герцога не было дома, испуганные слуги не протестовали против обысков полиции, и настоящие книги! господина Трэнкара, послужившие материалом для составления новых, которые могли бы ясно, как день, доказать невиновность обвиняемых, были найдены в какой-то старой бочке, у которой Фроле приказал выбить дно. Негодяй понял важность этой находки и заставил уплатить за свое молчание сто тысяч франков… Как вы находите, заслужил он свою участь?

— Я не знал этого факта, — отвечал бледный от негодования Люс, — и поистине его смерть была слишком легкой для такого преступления!

— Вы знаете, кем он был убит?

— Да, де Марсэ, чтобы спасти своего сына… Я думаю, что мой брат тут ровно ни при чем!

— Пожалуй, да! Но устроил все это я!

— Возможно ли!

— А все — знание человеческого сердца, дорогой. Во мне вы видите директора банка Евсебио Миранда. Я знал, что Фроле способен на все, чтобы только заседать в Государственном Совете, а де Марсэ пойдет даже на преступление с целью защитить своего сына. Столкновение этих двух характеров и должно было привести к ужасной развязке. Вот тогда-то Поль де Марсэ и был приглашен к графу Д'Альпухар, интимному другу вашего брата, мой дорогой Люс!