Месть Нофрет. Смерть приходит в конце
Шрифт:
Имхотеп расправил плечи и облегченно вздохнул; приличествующее церемонии похорон печальное выражение сошло с его лица. Все прошло достойно. Нофрет похоронили с соблюдением всех обрядов, не скупясь на расходы (кое в чем лишние, по мнению Имхотепа).
Он произнес слова благодарности жрецам, которые исполнили свои священные обязанности и превратились в обычных людей. Все стали спускаться к дому, где их ждало угощение. Имхотеп обсуждал с главным жрецом недавние политические перемены в стране. Фивы быстро превращались
Монту с уважением и одобрением отзывался о царе Небхепете-Ра. Искусный воин и благочестивый человек. Испорченный и трусливый Север не сможет ему противостоять. Объединенный Египет – вот что нужно всем. Вне всякого сомнения, для Фив настанут великие времена…
Мужчины шли рядом, рассуждая о будущем.
Ренисенб оглянулась на скалу и на замурованную усыпальницу.
– Вот и всё, – прошептала она и почувствовала огромное облегчение. Она боялась – сама не зная чего. Вспышки ярости или обвинений? Но все прошло с похвальной гладкостью. Нофрет достойно похоронили, с соблюдением всех религиозных обрядов.
Все закончилось.
– Надеюсь, Ренисенб, очень надеюсь, – пробормотала Хенет.
Ренисенб повернулась к ней:
– Что ты имеешь в виду, Хенет?
Женщина отвела взгляд.
– Я просто сказала, что надеюсь, что все закончилось. Иногда то, что ты считаешь концом, оказывается только началом. Но этого не должно случиться.
– О чем ты, Хенет? – рассердилась Ренисенб. – На что ты намекаешь?
– Я ни на что не намекаю, Ренисенб. Как можно? Нофрет похоронена, и все довольны. Всё так, как и должно быть.
– Отец спрашивал тебя, что ты думаешь о смерти Нофрет?
– Да, конечно, Ренисенб. Очень настаивал, что я должна сказать ему все, что об этом думаю.
– И что ты ему сказала?
– Конечно, это был несчастный случай. А что же еще? Ведь ты и на секунду не допускаешь, что кто-то из домочадцев мог так поступить с этой девочкой, правда? Они бы не посмели, сказала я. Они слишком тебя уважают. Конечно, они ворчали, но только и всего, сказала я. Можешь мне поверить, сказала ему я, ничего такого не было.
Хенет с усмешкой кивнула.
– И отец тебе поверил?
Хенет вновь кивнула – теперь вид у нее был довольный.
– Твой отец знает, как я ему предана. Он всегда верит старой Хенет на слово. Он ценит меня – не то что все вы. Хотя преданность вам сама по себе служит мне наградой. Я не жду благодарностей.
– Ты была предана и Нофрет, – заметила Ренисенб.
– Не понимаю, откуда у тебя такие мысли, Ренисенб? Я исполняла волю твоего отца, как и все остальные.
– Она считала, что ты ей предана.
Хенет снова усмехнулась:
– Нофрет не была такой умной, какой себя считала. Гордячка, думала, что ей принадлежит весь мир. Теперь она предстала перед судьями Загробного мира – здесь смазливое личико ей не помогло. Как бы то ни было, мы от нее избавились. По крайней мере, – тихо прибавила она и дотронулась до одного из своих амулетов, – я на это надеюсь.
– Ренисенб, я хочу поговорить с тобой о Сатипи.
– Да, Яхмос?
Ренисенб сочувственно смотрела на доброе встревоженное лицо брата.
– С ней случилось что-то плохое. – Слова падали медленно и тяжело. – Я не могу этого понять.
Ренисенб печально покачала головой. Она не знала, чем его утешить.
– Я уже давно заметил эту перемену в ней, – продолжал Яхмос. – Она вздрагивает и пугается от любого громкого звука. Совсем перестала есть. Крадется по углам, словно… словно боится собственной тени. Ты, наверное, тоже обратила на это внимание, Ренисенб?
– Да, конечно, все это видят.
– Я спрашивал, не заболела ли она… не нужно ли послать за лекарем… но Сатипи ответила, что всё в порядке… что она совершенно здорова.
– Знаю.
– То есть ты тоже ее спрашивала? И Сатипи тебе ничего не сказала – совсем ничего? – настаивал Яхмос.
Ренисенб разделяла беспокойство брата, но ничем не могла ему помочь.
– Она утверждает, что с нею все в полном порядке.
– И по ночам плохо спит, – пробормотал он. – Вскрикивает во сне. Может, ее гложет какая-то печаль, о которой мы не знаем?
Ренисенб покачала головой:
– Ума не приложу. С детьми все хорошо. Дома ничего не случилось… конечно, за исключением смерти Нофрет… а из-за нее Сатипи вряд ли будет так горевать, – сухо прибавила она.
Яхмос слабо улыбнулся:
– Нет, конечно. Совсем наоборот. Кроме того, это началось давно. Мне кажется, еще до смерти Нофрет.
Голос его звучал неуверенно, и Ренисенб бросила на него быстрый взгляд.
– До смерти Нофрет. Ты со мной согласна? – настойчиво повторил Яхмос.
– Я заметила только после, – с расстановкой ответила Ренисенб.
– И она ничего тебе не говорила – ты уверена?
Ренисенб покачала головой.
– Знаешь, Яхмос, я не думаю, что Сатипи больна. Скорее… она боится.
– Боится? – удивленно воскликнул Яхмос. – Но почему она боится? И чего? Сатипи всегда была храброй, как лев.
– Знаю, – растерянно подтвердила Ренисенб. – Мы всегда так думали… но люди меняются… и это странно.
– Может, Кайт что-нибудь знает, как ты думаешь? Сатипи говорила с ней?
– Она скорее поделится с Кайт, чем со мной… но я сомневаюсь. На самом деле даже уверена, что не говорила.
– А что сама Кайт об этом думает?
– Кайт? Она никогда ни о чем не думает.