Месть Ориона (Орион - 2)
Шрифт:
Молодой израильтянин, хмурясь, надолго задумался. А мы стояли, ожидая его ответа. Он прекрасно понимал, о чем идет речь: можно ли пожертвовать честью одной девушки ради покорения Иерихона?
Молчание нарушила Елена. Она встала с кресла и медленно направилась ко мне, говоря:
– Вечно у вас, мужчин, всякие неурядицы. Я так хорошо понимаю эту бедную девочку.
Бенджамин окинул взглядом простое скромное платье Елены: золотые волосы и неземная красота делали любое ее одеяние царским.
Она встала возле меня и сняла кольцо с указательного пальца... Тяжелое золотое кольцо, украшенное сверкающим рубином.
– Передай его своей родственнице, -
– Но, госпожа моя...
– Тише, - перебила Елена.
– Какого мужа получит бедняжка, если вы заставите его жениться на ней? Он будет злиться и обвинять ее в каждой капле дождя, которая упадет на его голову. Это же воин, который не знает ничего, кроме битв, он убежит от нее при первой возможности. Или возьмет с собой в Египет... В страну ее рабства. Передай ее отцу, что он будет счастлив, если избавится от такого зятя. Пусть ее считают вдовой после падения Иерихона, когда мы уйдем отсюда. Кольцо это поможет ей отыскать подходящего мужа среди мужчин своего народа.
– А как же ее честь...
– настаивал Бенджамин.
– Эту утрату не возместить, но она отдала ее добровольно, разве не так? Она прискорбно ошиблась. Но не заставляйте ее совершить еще большую ошибку.
Бенджамин держал кольцо в руке. Он посмотрел на Елену, потом повернулся ко мне, поскреб голову и наконец предложил:
– Я отнесу кольцо ее отцу и спрошу - согласится ли он с мудростью твоих слов, госпожа.
– Согласится, - сказала Елена.
Бенджамин медленно вышел из шатра в глубокой задумчивости.
Собравшиеся снаружи мужчины тихо ворчали и переговаривались, возвращаясь к шатрам своего племени.
Я улыбнулся Елене:
– Благодарю тебя, ты сделала прекрасный жест, мудрый и благородный.
Она отвечала легкой улыбкой:
– Мне не жаль ничего, лишь бы приблизить тот день, когда мы оставим это проклятое место.
Лукка согласился. Отослав воинов, он сказал мне:
– Ну что ж, пора заняться наконец этой проклятой стеной.
31
Иешуа сказал мне, что хочет вознести богу молитвы и собрал для этого бродячий оркестр. Он призвал всех священников своего народа, разодетых в цветные одеяния и тюрбаны, и приказал им обходить городские стены следом за прекрасным золоченым сундуком, поддерживаемым длинными шестами. Семь мужчин, шедших перед ним, дули в бычьи рога, за ними следовали трубачи, барабанщики и кимвалисты.
Ящик этот служил религиозным символом, и Иешуа называл его Ковчегом Завета. Мне так и не позволили приблизиться настолько, чтобы рассмотреть его получше. Напротив, Бенджамин заверил, что одно только прикосновение к сундуку повлечет мгновенную смерть. Я подумал, не хранятся ли в нем какие-нибудь приборы, с помощью которых обеспечивается связь с миром Золотого бога и остальных небожителей. Но Бенджамин поведал мне, что внутри две каменных скрижали с законами, дарованными Моисею богом.
Я знал, что о вере не спорят, и не стал переубеждать молодого Бенджамина. Священнослужители и их оркестр производили невообразимый шум, весь день они ходили вокруг города, сменяя устававших, по мере того как солнце клонилось к закату. Под их песни и музыку мы разбивали основание преградившей нам путь стены. С помощью железных наконечников хеттских стрел мы пробили ход через внешние стены, а затем легко прокопали иерихонский холм. Теперь наши землекопы расширили ход: в нем можно было стоять
Сперва они расхаживали вдалеке от стен, а воины на парапетах подозрительно поглядывали на шествие, ожидая какого-нибудь подвоха. В течение первого дня на стенах собиралось все больше и больше женщин и детей, с любопытством наблюдавших за странной и живописной процессией.
Шесть дней иудеи вышагивали, играли на инструментах и распевали, а мы скребли, сверлили и разрушали массивный фундамент стены. Едва ли не все жители Иерихона вышли на стены, они размахивали руками и смеялись. Время от времени находился шалун, который бросал что-нибудь, но никто не стрелял. Должно быть, горожане считали глупым и опасным обращать оружие против жрецов... Рискуя тем самым навлечь на себя гнев бога. Или же они решили, что израильтяне решили свести их с ума непрестанной музыкой и песнями.
Так думала и Елена:
– Я больше не могу выносить этот кошмар! Уши болят!
Стояла ночь, и за стенами нашего шатра стрекотали насекомые, мать где-то баюкала ребенка.
– Если ты действительно общаешься с богами, - спросила она, - почему ты не можешь попросить их повалить эту стену?
Я улыбнулся:
– Я просил, но они велели это сделать мне.
Невзирая на раздражение, Елена ответила мне улыбкой:
– Выходит, боги не всегда добры к нам, не так ли?
– Завтра все закончится, - сказал я ей.
– Мы вырыли подкоп.
Я вышел из шатра, чтобы проверить ход, приготовленный к завтрашнему приступу. Все израильтяне, так усердно работавшие, роя подкоп, теперь носили сухой кустарник с полей, протаскивали его через туннель и обкладывали им основание главной стены.
Как я и ожидал, сухие земляные кирпичи через каждые несколько локтей перемежались прочной древесиной. Некоторые бревна оказались весьма древними: они высохли как порох, и я надеялся, что, когда они воспламенятся, рухнет весь участок стены.
Всю долгую ночь люди трудились не покладая рук. Лукка и двое его лучших воинов следили за работой из подкопа и пробивали отверстия для воздуха возле подножия стены, чтобы огонь не угас.
Наконец работы были закончены. Лукка вышел наружу, когда вдали за Иорданом забрезжил рассвет - над горами Галаада и Моава.
Я спустился вниз, чтобы проверить все последний раз, и в полной тьме начал пробираться по ходу на животе, ощущая себя кротом.
Полз я, как мне показалось, едва ли не час, а потом почувствовал, что крыша туннеля поднимается; я смог выпрямиться и ползти уже на руках и коленях, потом - встать на ноги, как подобает человеку.
Я прихватил факел, кремень и железо, чтобы высечь искру. Но я зажгу его, только когда рассветет, а священники вместе с Иешуа вновь пойдут вокруг городских стен.
Мы хотели, чтобы защитники Иерихона подольше внимали музыке, разглядывали процессию... И дали огню как следует разгореться, чтобы его нельзя было потушить, пока не рухнет стена.
На мой взгляд, Иешуа замыслил, чтобы стены обрушились самым картинным образом - словно в результате поднятого иудеями шума.
Он явно умел манипулировать общественным мнением, частенько вспоминая, как они посуху перешли Иордан, как Моисей перевел израильтян через Красное море.
Он также утверждал, что люди Ханаана должны своими глазами увидеть, что бог Израилев могущественнее их собственных богов, которых Иешуа объявлял ложными и несуществующими.