Месть женщины среднего возраста
Шрифт:
– Ты знаешь, о чем я.
Я знала. Своим взглядам Ианта научилась от матери, а та – от своей матери. Эти женщины сами мыли полы, пекли хлеб и рожали дома. Ианта тоже склонила голову и сделала подчинение устоям предков делом всей своей жизни.
Позвонили в дверь; я пошла открывать. С поразительной скоростью Ианта вскочила на ноги и бросилась в гардеробную на первом этаже, где хранились запасы помады и пудры. Через полминуты она появилась оттуда с приглаженными волосами и оранжевыми губами.
Чарли Поттер принес расписание игры в бридж. Я наблюдала за тем, как мать легонько с ним
Пока они говорили, я поднялась наверх, в мою бывшую комнату, в которой ничего не изменилось, – правда, каждый раз, когда я входила, комната почему-то становилась меньше. Я подумала, что белое полотняное покрывало и лампа с розовым абажуром скоро уменьшатся до размеров кукольной мебели.
Внизу Чарли Поттер звучно рассмеялся, и мать ответила ему тихим хихиканьем. Мне нравилось это невинное кокетство Ианты.
Мне вспомнилось детство, захотелось прикоснуться к нему. Я открыла буфет, где Ианта хранила мои детские, вещи. Коробки покрылись пылью; чувствовался сухой, несвежий запах заплесневелой лаванды. В глубине стоял коллаж из газетных вырезок, журнальных фотографий и портретов моих любимых писателей; все это было наклеено на картон. Я собирала этот коллаж годами, и он заполонил комнату. Ианта его ненавидела, но таким образом я заявляла о себе и нескончаемо долгом процессе взросления. Я вымаливала, припасала, накапливала и прятала вырезки, фотографии, открытки – и строила королевства из этих картинок. Одной из самых ранних была фотография простой семьи, собравшейся на пикник у моря: мама, папа и две маленькие девочки.
Я изучала эту фотографию в поисках того, чего мне не хватало: улыбки, клетчатая скатерть, сэндвичи с консервированным мясом, отец, обнявший рукой старшую дочь, мать, занятая подготовкой пикника. Как мне хотелось, чтобы это была моя семья! Как хотелось, чтобы отец вернулся, чтобы мать приглаживала волосы, услышав его шаги по вечерам, чтобы папа сидел за нашим столом.
Семья.
Когда я стала подростком, коллаж изменился. Выбираемые мной образы были проникнуты желанием вырваться из клетки. Вот фотография заводи и снимок, сделанный с воздуха, вырванный из «Нэшенэл джиогрэфик»: дикие джунгли Патагонии – розовые, голубые, серо-зеленые. Края картинки завернулись, как яблочная кожура. Здесь были пустыни, горы и странные места, которым я приписывала магические силы, думая, что они могут превращать и околдовывать. Стоило только оказаться там, и девочка в дешевой синей школьной форме стала бы сильной и всезнающей. Чем больше они отличались от Британии, чем более чужими казались, тем сильнее притягивали меня, тем больше я о них мечтала.
– Увидимся вечером, Чарли, – раздался голос Ианты с первого этажа.
Я прикоснулась к открыткам с портретами Джейн Остин и сестер Бронте: часть коллажа из фотографий писателей, расположенных с другой стороны. Края открыток обтрепались, снимки потемнели от старости, в углах торчали булавки, но выразительные, умные лица женщин остались прежними. Они знали тайны мужчин и женщин, их поведения, и я тоже представляла, что проникнусь их знанием и проницательным умом.
Вернувшись
– Вы, наверное, посчитаете меня глупой: я не похожа на тех женщин с коллажа Роуз.
Натан серьезно ответил:
– Мне тоже не нравятся умные женщины. Никогда не мог их понять.
Ианта улыбнулась и подложила мне рагу.
Я чихнула и спустилась вниз.
– Какой милый человек… – Ианта смотрела вслед удаляющемуся Чарли Поттеру. – И какая у него ужасная жена.
Мы сидели и пили чай; поднос был выстелен накрахмаленной салфеткой; на белой фарфоровой тарелке веером лежало печенье. Ианта отломила крошечный кусочек.
– Может, ты мало помогала Натану? Может, ему нужна была твоя помощь?
Подходящий вопрос для женщины, которая отказалась от мечты о карьере учительнице, выйдя замуж за моего отца; он тогда одним продуманным экономическим ходом заполучил бесплатную секретаршу, советника и уборщицу для своей практики.
– Мы помогали друг другу. – Я говорила с осторожной настойчивостью. – Мы оба помогали друг другу. Но мне придется найти другую работу. Как только разберусь с выходным пособием.
– А, работа. – Ианта пожала плечами с полным безразличием.
– Мама, мне надо зарабатывать на жизнь. Это будет нелегко – и я не могу не работать.
Ианта задумчиво разглядывала свой чай.
– Об этом я и говорю, – наконец произнесла она, вспомнив, как ей самой пришлось работать.
Чтобы содержать меня, Ианта пятнадцать лет проработала в турагентстве в Кингстоне, выписывая билеты и расписания («И не вздумай смотреть на меня свысока, – не раз говорила мне она. – Меня это вполне устраивает»). Она печально взглянула на меня.
– Я работала, потому что мне пришлось взять на себя роль твоего отца. У тебя нет такой необходимости.
Без кольца мой палец, поддерживающий чашку, казался невесомым, странным, незнакомым.
Ианта разгорячилась перед нападением и набросилась на меня, как всегда:
– Натан любит тебя. Я знаю, что любит. Вы женаты, и это не изменилось. Вам нужно подумать о детях. Они тоже страдают, хоть им уже за двадцать. Посмотри на меня, Роуз. Женщина обязана думать о других. – Сердитым жестом она наполнила чашку и подлила молока – вдова, с тревожащим благородством несущая бич своих убеждений, чувства долга и прожитых десятилетий. – Возвращайся домой, позвони Натану и заставь его прийти в себя.
Как всегда, я проигнорировала приказ Ианты и стала из-за этого мучиться – она умела воздействовать на людей. Я позвонила Мазарин в Париж.
– О, незнакомка, – холодно проговорила она. – А я все ждала, когда же ты подашь признаки жизни. Мы с Ви только недавно обсуждали, что от тебя совсем ничего не слышно.
– Я хотела позвонить, но была занята.
– Так занята, что не нашлось времени позвонить самой старой подруге?
– Да.
– Что ж, пора тебе пересмотреть свою жизнь.