Шрифт:
Казалось, луна взошла на небо четвертый раз за ночь. Женщина сидела у слабо освещенной кровати, на которой тревожно тряслась старуха, потерявшая способность самостоятельно передвигаться и
– Ты виновата, мама, – прошептала женщина, занося светящуюся руку над скомканным от времени лицом.
Внезапно порыв ветра раскинул по комнате вуаль черных штор. С оглушительным звоном упала черно-белая фотография молодого офицера. Скрипнула табуретка. Женщина подошла к открытому окну, присела, разглядывая знакомое лицо. Изображение покрылось мелкими трещинами. Задорная улыбка, черные густые усы, плутоватый взгляд. Женщина взяла фотографию
Детство. Веселые глаза смотрят на нее сверху вниз из-под взъерошенных седых бровей. Щурые морщинистые глаза отставного офицера. С наступлением ночи страх сковывал юное тело. Сердце становилось камнем, когда рядом стоящая кровать шуршала. Когда засыпала мать, когда тишина окутывала квартиру, кто-то медленно откидывал одеяло, подходил к девочке, которая притворялась спящей. Он трогал ее неокрепшее тело: маленькую, слегка округлую грудь, квадратные бедра, касался ее длинных золотистых волос. Девочка сильнее сжимала глаза, чувствуя на себе его потные липкие ладони. На высохшем лице старика горел сухой красный рот, из которого кисло пахло. Когда девочка вздрагивала от отвращения, дед строго наказывал молчать, прикрывая ее губы своей мокрой рукой. Каждую ночь. Осмелившись рассказать матери, девочка услышала безразличную усмешку.
Конец ознакомительного фрагмента.