Месть
Шрифт:
Несколько минут спустя он начал тихо похрапывать. Кирстен с улыбкой посмотрела сверху на лицо Дзаккео. Нежно поцеловав его в губы, она осторожно высвободилась из его объятий и пошла в ванную.
В тот день они собирались поехать в Сиену, где он хотел провести ее по всем местам, связанным с его последней книгой. Кирстен с нетерпением ждала этой поездки. Она любила Италию и понимала, что возможность увидеть один из самых прекрасных городов глазами Дзаккео Марильяно сулит ей незабываемую радость.
Она окончательно решила, что пробудет в Тоскане еще недели две, а потом вернется в
Мысль о возвращении в Англию, как ни странно, не вызывала у нее особого беспокойства. Что бы Дэрмот Кемпбел ни написал о ней за последнее время и что бы ни замышлял написать в дальнейшем, это волновало ее так же мало, как и Дзаккео, считавшего, что их жизнь никого не касается, а общественное мнение не имеет ни малейшего значения. Теперь, когда она знала, что почти на каждый уик-энд сможет улететь сюда, к Дзаккео, жизнь в Англии будет намного легче для нее.
— Ой! — вскрикнула она, когда Дзаккео, войдя в ванную, шлепнул ее по заду.
— Пора ехать, дорогая, — сказал он, включая душ.
— Уже? — спросила Кирстен, втирая крем в предплечья. — Я думала, что мы выедем не раньше обеда.
Он повернулся к ней, шутливо изобразив печаль.
— Ты не так поняла меня, дорогая. Пора ехать тебе, а не нам.
— Как ты сказал? — переспросила Кирстен.
Он пожал плечами.
— Мой издатель, Пиппа, прибывает сегодня. И лучше, чтобы тебя здесь при этом не было.
Кирстен застыла в изумлении.
— Какая разница, буду я здесь или нет? — спросила она.
— Тебе лучше уехать, — повторил Дзаккео. — Раймондо отвезет тебя в аэропорт, — добавил он и, закрыв дверь, встал под душ.
Кирстен, онемев, продолжала стоять, глядя сквозь запотевшее стекло на его массивную фигуру под душем. Она не могла ни думать, ни двигаться, но опомнившись, почувствовала, что ее трясет от возмущения.
Она распахнула дверь душевой и выключила душ.
— Что ты, черт возьми, имеешь в виду, говоря, что мне лучше уехать? — гневно спросила она. — Я что, собака, которую можно прогнать? Ты предложил мне пробыть здесь столько, сколько я захочу…
— Ах, дорогая, — вздохнул он, оборачиваясь к ней. — Ты устраиваешь целую драму на пустом месте.
— На пустом месте? — заорала она. — Пять дней и пять ночей подлинной страсти — это пустое место?
— Но на что ты рассчитывала, моя хитрая лисичка? Что я изменю в твою пользу завещание?
Кирстен отпрянула, словно ее ударили. Она еще не читала статейку Кемпбела и не знала, что, назвав ее так, Дзаккео цитировал его. Но эти слова и намек на завещание причинили ей боль.
— Не могу поверить, что ты способен на это, — захлебнувшись от обиды, сказала она. — Не верю, что ты так думаешь обо мне. Я приехала сюда…
— Ты приехала сюда, дорогая, потому что рассчитывала так или иначе извлечь из этого выгоду. Получить мое состояние или Лоренса Макалистера. А возможно, и то, и другое. Но ты не воспользуешься ни знакомством с его женой, ни моим состоянием, чтобы осуществить свои планы.
— Но ты пригласил меня…
— Еще бы! Мне всегда хотелось заняться с тобой любовью. И ты это знаешь. Ты так красива, что каждому мужчине хочется трахнуть тебя! Ты, моя красавица, подобна Венере. Ты занимаешься любовью, как богиня, но перехитрить Дзаккео Марильяно не так-то просто. Я вижу тебя насквозь и знаю, что тебя, Кирстен Мередит, снедает жадность к богатству. — Он поднял брови. — А может, в тебе все еще живет надежда заполучить Лоренса Макалистера?
Лоренс стоял у кровати, уставившись невидящим взглядом на записку Пиппы. Несмотря на ее заверения, что с ней все в порядке, он отменил поездку в Новый Орлеан и вернулся в Лондон. И теперь, помоги ему, Господь, Лоренс очень жалел об этом. Знай Лоренс заранее, что ждет его в Лондоне, он, возможно, никогда не вернулся бы. Но, может, он подсознательно боялся этого, а потому так отчаянно хотел увидеть ее? Однако, откуда было ему знать, если он искренне верил, что она его любит.
Тем не менее, думал он, теперь все стало на свои места. Испытывая угрызения совести, Пиппа обвиняла его в любовных интрижках. Он почувствовал укол ревности, представив ее в объятиях Дзаккео. Боже милостивый, все это время она хотела, чтобы он в кого-нибудь влюбился: тогда ей было бы легче оставить его. Ее постоянно раздражал Том, потому что именно из-за него Пиппе было тяжело решиться бросить их. Давно ли она запланировала это? Когда начала лгать ему?
Он оперся руками о туалетный столик, тупо глядя на едва заметные следы на пыльной поверхности, оставшиеся от вещиц, которые она взяла с собой. Почему только теперь он начал понимать, как много Пиппа для него сделала? Ведь только благодаря ей он смог пережить то, что произошло тогда с Кирстен, выбросить все из памяти и идти вперед.
Опустившись в кресло, Лоренс закрыл лицо руками. Кирстен! Кирстен! Кирстен! Он должен был предположить, что такое может случиться, после того, как она вернулась в Англию. Уже несколько недель он ощущал эмоциональный спад и из-за своей любви к Пиппе не заметил вовремя самого горького обмана в своей жизни. Но только сейчас, может быть, он впервые понял, что обмана не было. Он любил Пиппу, по-настоящему любил ее.
Потрясение, вызванное ее уходом, сменилось депрессией. Знал ли Том об ее отъезде? Ему, конечно, сказали, что она уезжает, но знает ли он, что мамочка не вернется? Сердце его сжалось от любви к сыну и желания защитить его. Лоренс пошел в комнату Тома и уселся на его кроватку.
Он был в полном смятении. Что им делать без нее? Что за жизнь предстоит им без женщины, которую они любят?
Он посмотрел на невинное детское личико и беззащитные ручонки, и у него защемило сердце при мысли о том, как Том, не подозревающий о свалившемся на них несчастье, обрадуется, увидев его. Между ними всегда существовала близость, которую многие считали необычной: уж слишком мал был Том. Теперь Лоренс подумал, уж не намеренно ли Пиппа подталкивала их друг к другу, зная, что когда-нибудь уйдет?