Место назначения неизвестно
Шрифт:
– Да, он был в Лондоне.
– Тогда я просто не понимаю… Да какое это имеет значение? Какое, черт побери, значение может иметь вообще все это? Мы застряли на этом проклятом Объекте, в окружении толпы бездушных роботов…
– Именно такими они кажутся и мне.
– И мы не можем выбраться. – Он ударил кулаком по бетону. – Мы не можем выбраться!
– О нет, можем, – возразила Хилари.
Беттертон повернулся и в изумлении уставился на нее.
– Что вы имеете в виду?
– Мы найдем способ, – ответила она.
– Моя наивная девочка… – Он саркастически рассмеялся. – Вы не имеете ни малейшего понятия,
– Во время войны люди сбегали и из куда худших мест, – упрямо заявила Хилари. Она не собиралась поддаваться отчаянию. – Они рыли подкопы, придумывали еще что-нибудь…
– Как можно прорыть подкоп в сплошной скале? И куда? Вокруг пустыня.
– Тогда должно быть еще что-нибудь.
Беттертон посмотрел на нее. Она уверенно улыбнулась, хотя в этой уверенности было больше от упрямства, чем от подлинного понимания ситуации.
– Что вы за необычная девушка! Вы говорите так, словно сами верите своим словам!
– Способ всегда можно найти. Я полагаю, что это потребует времени и тщательного составления планов…
Лицо Тома опять омрачилось.
– Время… – промолвил он. – Время… Этого-то я себе и не могу позволить.
– Почему?
– Не знаю, поймете ли вы или нет… Все обстоит так, что я на самом деле не могу… выполнять здесь свою работу.
Хилари нахмурилась:
– Что вы имеете в виду?
– Как бы это сказать… я не могу работать. Не могу думать. Для моих исследований нужна высокая сосредоточенность. Можно назвать это творчеством… Но с тех пор как прибыл сюда, я лишился побудительных мотивов. Я могу лишь добросовестно проделывать рутинную работу, которой может заниматься любой мало-мальски грамотный научный сотрудник, сидящий на мизерном окладе. Но меня привезли сюда не ради этого. От меня ждут чего-то оригинального – а я не могу дать ничего такого. И чем больше я боюсь и нервничаю, тем меньше способен сделать то, что стоило бы показать всем. И это сводит меня с ума, понимаете?
Да, теперь Хилари понимала. Она вспомнила слова доктора Рюбека об ученых и примадоннах.
– Если я не дам качественных результатов, какой толк расходовать на меня время и средства? Меня просто ликвидируют.
– О нет!
– О да, они это сделают. Здесь сидят отнюдь не сентиментальные личности. До сих пор меня выручала эта затея с пластической хирургией. Понимаете, они делают операции понемногу, постепенно. И конечно же, от человека, который постоянно подвергается мелким хирургическим операциям, трудно ожидать сосредоточенности. Но теперь процесс завершен.
– Но зачем они вообще делали это? Какой в этом смысл?
– А, это!.. Ради безопасности. Моей безопасности, я имею в виду. Так делают, если… если кто-то находится в розыске.
– Значит, вы находитесь в розыске?
– Да, разве вы не знали? А, полагаю, этот факт не освещали в прессе… Возможно, даже Олив этого не знала. Но совершенно верно, меня разыскивают.
– Вы хотите сказать… за государственную измену, верно? То есть вы продали секреты атомных разработок?
Он отвел взгляд.
– Я ничего не продавал. Я рассказал то, что знал о наших разработках, – рассказал совершенно бесплатно. Поверьте мне, я хотел раскрыть эти тайны. Это была часть всего замысла – обмен научными сведениями. Разве вы не понимаете?
Хилари могла это понять. Она могла понять, если бы такое сделал Энди Питерс. Женщина живо представила, как фанатичный мечтатель Эрикссон с воодушевлением и восторженным блеском в глазах предает свою страну… Но ей трудно было вообразить, как это делает Том Беттертон. Она испытала потрясение, осознав, что это и есть наглядная разница между тем, каким Беттертон был несколько месяцев назад, прибыв сюда полным энтузиазма, и каким он стал сейчас – нервным, побежденным, сломленным, самым обычным насмерть перепуганным человеком. Пока она пыталась смириться с этим логичным выводом, Беттертон тревожно оглянулся по сторонам и сказал:
– Все уже ушли. Нам лучше…
Хилари встала.
– Да. Но, поверьте, всё в порядке. Они сочтут, что это вполне естественно – учитывая обстоятельства.
Том неловко промолвил:
– Видите ли, нам придется продолжить. Я хочу сказать… вам придется продолжать играть роль… моей жены.
– Конечно.
– И мы вынуждены будем делить спальню, и все такое. Но все будет в полном порядке. Я имею в виду, вам не нужно бояться… – Он смущенно умолк, сглотнув.
«Как же он красив, – думала Хилари, глядя на его профиль, – и как же мало это меня затрагивает!»
– Не думаю, что нам нужно об этом беспокоиться, – бодрым тоном отозвалась она. – Для нас важнее всего выбраться отсюда живыми.
Глава 14
В номере отеля «Мамуния» в Марракеше человек по фамилии Джессоп беседовал с мисс Хетерингтон. Это была совсем иная мисс Хетерингтон, чем та, с которой Хилари общалась в Касабланке и Фесе. Та же внешность, тот же костюм, та же унылая прическа. Но манера поведения разительно изменилась. Теперь это была сильная, компетентная женщина; казалось, она была намного моложе, чем можно было судить по ее внешности.
Третьим в номере был темноволосый низкорослый мужчина с умным взглядом. Он негромко постукивал пальцами по столу и почти беззвучно мурлыкал себе под нос легкомысленную французскую песенку.
– …и насколько вам известно, – говорил Джессоп, – больше ни с кем в Фесе она не разговаривала?
Дженет Хетерингтон кивнула.
– Там была некая Келвин Бейкер, с которой мы уже встречались в Касабланке. Прямо сказать, я все еще затрудняюсь составить о ней мнение. Она изо всех сил старалась сдружиться с Олив Беттертон, да и со мной, если уж на то пошло. Но американцы всегда дружелюбны, они постоянно затевают разговоры с соседями по отелю и любят совместные экскурсии.
– Да, – согласился Джессоп. – Это слишком явно для того, что мы ищем.
– И кроме того, – дополнила Дженет Хетерингтон, – она тоже была в том самолете.
– Вы предполагаете, что крушение самолета было спланированным? – спросил Джессоп и глянул в сторону, на темноволосого мужчину: – Что скажете на этот счет, Леблан?
Француз прекратил мурлыкать мелодию и на пару мгновений перестал выбивать по столу тихую дробь.
– Ca se peut [24] , – сказал он. – Возможно, двигатель был предумышленно испорчен, потому самолет упал. Вряд ли мы это узнаем. Самолет упал, загорелся, и все, кто был на борту, погибли.
24
Может быть (фр.).