Место назначения неизвестно
Шрифт:
Он всегда говорил фразами, словно взятыми со страниц какого-то старомодного романа.
– Я рада, что вам понравилось, – ответила Хилари.
– Брали в ателье мод?
Подавив соблазн хмыкнуть «а где еще?», Хилари ограничилась простым «да».
– Должен сказать, – пропыхтел Мерчисон, старательно выполняя фигуры танца, – что они прекрасно шьют платья. Я только вчера говорил об этом Бьянке. Каждый раз думаю – прямо государство всеобщего благосостояния. Никаких забот о деньгах, об оплате налогов – или о ремонте и обслуживании. Обо всем позаботились
– Бьянка тоже так думает?
– Ну, она некоторое время была не в своей тарелке, но потом вступила в несколько кружков, организовала пару вещей – дискуссии там, лекции… Она жалуется, что вы принимаете во всем этом участия меньше, чем могли бы.
– Боюсь, это мне не подходит, Саймон. Я никогда не любила особо выступать на публике.
– Ну, вам, женщинам, нужно чем-нибудь развлекать себя – так или иначе. То есть я имел в виду не то, чтобы развлекать…
– Занимать? – предположила Хилари.
– Да. Я хочу сказать, что современной женщине нужно какое-нибудь дело. Я отлично понимаю, что вы и Бьянка пошли на определенные жертвы, приехав сюда. Слава богу, вы не из ученых – ох уж эти мне ученые женщины! Большинство из них просто невыносимы. Я говорю Бьянке: «Дай Олив время, ей нужно прийти в себя». Необходимо пожить здесь, чтобы привыкнуть к этому месту. Сначала оно вполне может вызвать клаустрофобию. Но это проходит… это проходит…
– Вы имеете в виду, что человек может привыкнуть по всему?
– Ну, некоторые более чувствительны, чем другие. Похоже, Тому приходится тяжело… А кстати, где наш старина Том?.. Ах да, вижу, вон там, вместе с Торкилем. Эти двое почти неразлучны.
– Мне это не нравится. То есть я никогда не подумала бы, что у них так уж много общего.
– Юный Торкиль, кажется, в восторге от вашего мужа. Он повсюду следует за ним.
– Я это заметила. И теряюсь в догадках – почему?
– Ну, он всегда готов выдать какую-нибудь невероятную теорию, и я не в силах проследить за его мыслью: понимаете, он не очень хорошо говорит по-английски. Но Том слушает его и ухитряется все понимать.
Танец окончился. Энди Питерс подошел, чтобы пригласить Хилари на следующий.
– Я заметил, что вы решили пострадать ради благого дела, – сказал он. – Вам сильно отдавили ноги?
– О, я оказалась достаточно ловкой.
– Вы видели, как я веду дела?
– С мисс Дженсон?
– Да. Могу сказать без ложной скромности, что мой выстрел попал точно в мишень. Эти неприметные угловатые близорукие девушки при должном обращении реагируют немедленно.
– Вы действительно хорошо притворились, что неравнодушны к ней.
– В том-то и была идея. Понимаете, Олив, если с этой девушкой правильно обращаться, она может быть очень полезна. Она знает почти все о том, как здесь ведутся дела. Например, завтра будет прием в честь прибытия разных важных типов. Доктора наук, несколько правительственных чиновников и один-два богатых покровителя.
– Энди, вы полагаете, что может быть шанс?..
– Нет. Могу держать пари, что тут все предусмотрено. Так что не питайте ложных надежд. Но это может оказаться ценным, поскольку мы сможем узнать, как осуществляется процедура приема. И при следующем случае… возможно, что-нибудь удастся сделать. До тех пор, пока я прикармливаю мисс Дженсон, я могу получить от нее множество разных сведений.
– А много ли известно тем людям, которые приедут сюда?
– О нас – я имею в виду, об Объекте – совершенно ничего. Или так я полагаю. Они просто проинспектируют поселение и медицинские исследовательские лаборатории. Этот комплекс намеренно построен как лабиринт, так, чтобы никто, вошедший в него, не мог просчитать его протяженность. Думаю, просто закроют несколько перегородок, тем самым изолировав нашу часть Объекта.
– Все это кажется таким невероятным!
– Знаю. Часто возникает ощущение, будто это все сон. Одна из нереальных черт этого места – то, что здесь совсем нет детей. И слава богу, что нет. Вы должны быть признательны судьбе, что у вас нет ребенка.
Он ощутил, как внезапно закаменело ее тело.
– Это… простите… я не то хотел сказать!
Питерс увел ее с танцевального «пятачка» туда, где стояли несколько кресел.
– Простите, – повторил он. – Я причинил вам боль?
– Ничего… нет, правда, это не ваша вина. У меня был ребенок, и он умер… вот и все.
– У вас был ребенок? – Он в изумлении посмотрел на нее. – Я думал, вы с Беттертоном были женаты всего полгода.
Хилари покраснела и быстро произнесла:
– Да, конечно. Но я… я была замужем до того. С первым своим мужем я развелась.
– Да, понимаю. Это самое худшее в здешней жизни: никогда не знаешь, как жили другие до того, как приехали сюда, и поэтому время от времени говоришь или делаешь что-нибудь не то. Иногда странно осознавать, что я совсем ничего о вас не знаю.
– А я ничего не знаю о вас. О том, как и где прошло ваше детство, о вашей семье…
– Я вырос в суровой научной среде. Можно сказать, вскормлен из пробирки. Никогда не думал о другой работе. Но юным гением и гордостью семьи я никогда не был. Точнее, гением был вовсе не я.
– А кто же?
– Девушка. Она была блестящим талантом. Могла стать второй Марией Кюри. Могла открыть новые горизонты.
– Она… что с ней случилось?
– Ее убили, – коротко ответил Питерс.
Хилари предположила, что за этими словами кроется какая-то трагедия времен войны, и осторожно спросила:
– Вы любили ее?
– Больше, чем кого-либо другого за всю свою жизнь. – Он неожиданно и резко поднялся. – К черту – нам хватает проблем в настоящем, здесь и сейчас. Взгляните на нашего норвежского друга. Если не считать глаз, он всегда выглядит так, словно его целиком вырезали из дерева. А этот его замечательный чопорный полупоклон – как будто его дернули за ниточку…