Место отсчета
Шрифт:
– Спасибо, – ответил Ростик.
Начальство разных рангов наконец-то стало собираться. Пожалуй, уже можно было и не продолжать разговор, а втягиваться в кабинет, но Ростик все-таки спросил:
– Что у вас с рукой?
– Это? – Кошеваров рассмотрел свою перевязанную руку, словно впервые ее увидел. – Ампутировали, по кисти.
– Ампутация? А я думал, даже не перелом, раз нет гипса.
– Нет, вчистую, до самого запястья. Учусь писать левой.
– И где вас так?
Кошеваров поморщился, потом хлопнул Ростика по плечу и предложил:
– Вояка из меня получился,
Они вошли в кабинет Рымолова. Тот сидел на своем месте и поочередно здоровался со всеми, кто подходил к его столу.
– Хорошо, хоть жив остался, – продолжал бывший мэр. – Кажется, так принято говорить в подобных случаях.
– Но ведь вам же больно, наверное? И работать трудно.
– Сидеть дома не могу. Сегодня второй день, как выпросился на работу. Его, – он сдержанно кивнул на Рымолова, – едва уговорил, все талдычит, что мне нужно подлечиться.
С этими словами он отошел, и Ростик устроился на вполне удобном стуле у самой стены, где было тесновато, но уютнее, чем на виду у начальства.
По сравнению с первыми заседаниями в этом же кабинете сразу после нашествия саранчи, изменения произошли разительные. Появились два отменных стола, поставленные традиционной литерой Т, с хозяином кабинета вместо верхней точки над ней. Вдоль стен для посетителей ранга Ростика были расставлены широкие креслица с сиденьями из очень хорошего, плотного дерматина. Окна были все вымыты и сверкали привычным полуденным солнцем. Вдоль узкой стены, у потайной двери в личную комнату, стояла пара шкафов. В них были книги. И карты.
Эти рулоны из очень плотной синеватой бумаги, поставленные на торцы, вложенные одна в другую, могли быть только трофейными картами. Ростику жутко захотелось наплевать на приличия и заглянуть хоть в одну из них, но он все-таки усмирил себя и остался сидеть.
Среди присутствующих практически не было незнакомых лиц. Хотя, по сравнению с обычным заседанием, их было существенно больше. Впрочем, теперь Ростик не знал, кто является завсегдатаем этих посиделок, а кого приглашают лишь время от времени.
Вот, например, Вершигора. Его «Известка» давно уже закрылась, но он все равно крутился около этого кабинета, как будто не умел ничего другого, а может, и вправду не умел?
Или, например, Тамара. Ростик точно знал, что его дражайшую тещу не очень-то часто теперь приглашают к обсуждению серьезных проблем, но все-таки сегодня она присутствовала. Так или иначе, Ростику знать все эти нюансы было необязательно, до положения канцелярской крысы он пока не упал… Или не поднялся?
– Так, – Рымолов долгим взглядом обвел кабинет, лица присутствующих. Заседание началось. – Будем трогать, как говорят машинисты. Дондика нет… Значит, – голос Председателя стал задумчивым, словно бы он обращался к себе самому, – его еще не выписали из больницы. Обещал быть, но не пришел, выходит, что плох. Жаль.
– Имейте совесть, Андрей Арсеньевич, – заговорила мама. Ростик даже обернулся на ее голос, а он и не заметил, что она тоже тут. – Всего-то десять дней прошло, как он получил
– Нет, я с медициной не спорю, – поднял руки Рымолов. – Просто работы очень много. Ладно, начнем по порядку. Тамара, что у вас?
Теща даже вставать не стала, с места принялась докладывать:
– С продуктами питания проблем не будет. Никаких. Пожалуй, наоборот, появился некоторый перебор, урожай-то будем собирать для шестидесяти тысяч человек, а сеяли для восьмидесяти. Кроме того, Андрей Арсеньич, ваша тактика, так сказать, поощрения подсобного хозяйства привела к тому, что и с мясом мы… можно сказать, утратили статистику. Особенно по дешевым видам – куры, утки, частично свинина. Складывается впечатление, что у частников они по три раза в неделю плодятся.
– Это хорошо, – Рымолов блеснул глазами. – Хорошо, что мы утратили статистику. И с огородами, я полагаю, во время нашествия ничего не случилось. Значит, все эти свиньи с утками и впредь по три раза в неделю будут плодиться. Особенно у частника.
– Да, сейчас они все в частники перешли, – подал голос Кошеваров. – Даже председатели колхозов и то… Мне кажется, скоро у нас появятся зажиточные.
– Давайте оставим споры по классовым проблемам, – предложил Рымолов. – Я в тысяча первый раз говорю, пока у нас нет денежного эквивалента – ни кулаков, ни богатеев у нас не будет.
А что будет, спросил себя Ростик. Эх, был бы отец, он бы объяснил, как и что в действительности происходит. Во время зимовок они очень откровенно об этом разговаривают. И до многого додумались.
– Тогда у меня всё, – закончила Тамара Ависовна.
– Борис, давай.
– Опять, – начал Перегуда как директор обсерватории, – разгромлена биостанция. Я полагаю, пытаться воссоздать ее еще раз без серьезного, очень серьезного охранения не имеет смысла. Кто-нибудь ее снова развалит, потеряем людей, причем обученных, каких нам некем заменить…
– Погоди, – прервал его Рымолов. – Кто разрушил биостанцию? И почему у нее не было охраны? Мне докладывали, что охрана у нее отменная, не хуже, чем у нас тут, в Белом доме.
– Мы тут сидим, а они все там – на кладбище.
– Ладно, дальше, пожалуйста.
– Обсерватории здорово досталось, но в принципе все основные приборы целы, и мы уже приступили к регулярному наблюдению. Вот радиотелебашню они нам на прощанье свалили, шар смялся и треснул. Придется его чинить и снова ставить. А людей нет.
– Поставим. Не так уж много работы с этим шаром. Дальше.
– Библиотека, разумеется, уцелела. Кроме того, довожу до всеобщего сведения, что научно-техническая комиссия по изучению летающих лодок приступила к работе. Составляются чертежи, определяются принципы работы этих… механизмов.
– Получается? – с интересом спросил Рымолов.
– Не очень. Скорее всего воссоздать их мы долго еще не сможем. Зато кое-что уже сейчас можем починить, но это, извините, не моя проблема.
– Да, лодки… – протянул Рымолов, глядя в окно. – Кстати, почему так много названий этих… лодок? Кто их самолетами зовет, кто лодками, кто бочонками, кто летающими столами? Может, придумаем общее название?