Место происшествия - фронт
Шрифт:
Но «полковник» уже знал о младшем политруке с перебинтованной головой и выжидал удобного случая.
Младший политрук Морозов, приметный среди других ходячих раненых по огромной белой повязке на голове, руководил отрывкой щелей. Часть щелей была готова, и в них снесли с машин тяжелораненых. Работали все. Люба Яковлева уже успела натереть на руке водяную мозоль. Она приглядывалась ко всему с любопытством и, наверное, была чуть ли не единственным человеком в колонне, который не понимал серьезности сложившейся обстановки.
Держась
Вот и сейчас… Ночь поблекла, потускнели на небе звезды, и стала отчетливо просматриваться уходящая вправо и влево, в предрассветную мглу, цепочка окопов. Глядя то на окопы, то на полыхающие где-то в стороне вспышки ракет, прислушиваясь к грому отдаленной канонады, Люба, толкнув локтем стоящего рядом Савченко, восторженно прошептала:
— Как интересно, Виктор Степанович…
— Вы сумасшедшая! — сухо ответил ей Савченко. — Это не война, а черт знает что! — Он забрал из ее рук лопатку и направился к роющим землю солдатам.
Люба еще немного постояла, а потом кинулась вслед за хирургом и тут же натолкнулась на вынырнувшего из-за машины «полковника».
«Полковник» испуганно шарахнулся в сторону, уронил накинутую на плечи красноармейскую шинель, схватился за автомат.
— Спрячьте свою пушку! — отведя от себя его автомат, Люба скользнула в щель, где лежала Аня Велехова, и зажгла электрический фонарь, подаренный ей кем-то из раненых.
— Пить… пить, — шептали черные, потрескавшиеся губы Ани.
Люба присела к девушке, отстегнула от ремня флягу. Сделав глоток, Аня открыла глаза, страдальчески посмотрела на Любу.
— Спасибо тебе… — зашептала она. — Ты хорошая… а я помру. И мама умрет, если узнает… Передай папе… Ты не знаешь моего папу? Он красивый такой, большой… Военврач Велехов… Ох, если б был папа здесь, он бы меня спас…
— Не надо говорить, тебе вредно. — Люба часто заморгала глазами, сдерживая слезы.
— Мне уже все равно… — тихим, покорным голосом ответила Аня, и в уголках ее губ, в маслянистой сини глаз затрепетала смертная тоска. — А ты его… любишь… очень?
— Кого?
— Петю… Маринина?..
— Да-а… Очень люблю.
— Я его тоже полюбила… Первый раз в жизни полюбила… — Голос Ани утих.
— А он?!
Но Аня не отвечала.
— Виктор Степанович! — в ужасе закричала Люба, выскочив из щели. Скорее сюда! Она… С ней плохо!..
А дальше Люба не помнила толком, что и как произошло. У машин раздался револьверный выстрел, и тотчас там началась свалка. У самых ног Любы шлепнулась кем-то брошенная граната. Она с шипением завертелась на земле и… соскользнула в щель, где лежала умирающая Аня.
Взрыв в щели бросил Любу на землю…
Заметив «полковника», старший батальонный комиссар Маслюков ускорил шаг, шепнув Маринину, чтоб тот охранял его сзади. В это время к Петру присоединился коренастый, с бледным
— Зря ходишь один, — безразличным тоном произнес военный. — За переодетого диверсанта могут принять.
— Вот «полковника» этого нужно… — Петр указал глазами вперед.
— Да что его проверять! — раздраженно ответил попутчик. — В Барановичах квартиры наши рядом были…
«Неужели и он фашист?» — похолодел Маринин. И оттого, что сейчас нужно было выстрелить в лицо этому человеку, по спине забегали мурашки.
Но как выстрелить? Наган Маринина находился в его левой руке, а в правой — саперная лопатка, которую некстати подобрал недавно на дороге. И только Петр намерился незаметно перехватить оружие в правую руку, как увидел, что Маслюков настиг «полковника» и поднес к его голове пистолет. Человек, шагавший рядом с Марининым, словно наткнулся на стену. Он метнул взгляд на Петра и догадался, что тот понял его мысли, уловил его страх, разоблачил. Маринин, заметив, как дрогнула у его попутчика рука с пистолетом, стремительно отскочил в сторону и со всей силой замахнулся лопаткой. Но человек ловко увернулся от удара, кинулся за ближайшую машину, в секунду успев выстрелить в Маринина и бросить гранату в Маслюкова, который уже расправился с «полковником».
Маринину повезло: взвизгнув над ухом, пуля не попала в него. И он, ослепленный яростью и чувством опасности, так и не успев перехватить в правую руку туго взводившийся пистолет, настиг своего противника за грузовиком и с остервенением рубанул его лопаткой по черепу…
В это время ахнул взрыв гранаты, оборвавший жизнь славной девушки Ани Велеховой… В колонне все ожило.
— Немцы! — испуганно закричал кто-то из солдат.
На Маринина и Маслюкова тотчас же набросились. Миг — и Петр был сшиблен наземь.
— Разойдись, дай стрельну в заразу! — кричал кто-то, загоняя патрон в патронник.
— Стой, хлопцы, не стреляй! — Маринин, закрывая руками от ударов лицо, старался говорить спокойно. — Посмотрите сперва, кого я убил…
Красноармейцы расстегнули на убитом гимнастерку. Под ней — уже знакомая многим черная эсэсовская форма…
В том месте, где набросились на Маслюкова, продолжалась свалка.
— Отойди, дурак, это начподив наш! — вопил кто-то.
— Маринин!.. Сюда! — звал на помощь Маслюков.
Когда Петр подбежал к Маслюкову, его уже поставили на ноги, с виноватым видом отряхивали.
— Сгоряча не признали, товарищ старший батальонный комиссар! оправдывался кто-то из бойцов.
И тут на Петра вихрем налетела Люба. Она услышала, как Маслюков назвал знакомую фамилию, и, не опомнившись еще от ужаса, какой охватил ее после взрыва гранаты в щели, где лежала Аня, кинулась искать Петра. Увидела его среди солдат, растолкала их и бросилась к нему на шею.