Место смерти изменить нельзя
Шрифт:
— Без признаков, — сказал Вадим. — Или я их не заметил.
— Я тоже не заметил. Но, если вдуматься, я дядю плохо знаю, чтобы судить, — добавил Максим.
— Или, может быть, он был как-то особенно оживлен? Знаете, как бывает с людьми, когда у них на уме какой-то проект, который они находят забавным?
— Теперь я уж и не знаю… Оживлен он был, это точно. Я тогда отнес за счет съемок, за счет приезда Максима… Но, может быть, действительно была еще другая причина?
— Вадим, я бы хотел, чтобы вы завтра со мной на студию подъехали, — сказал Реми, закручивая последний
— Конечно. Когда вам удобно?
— В десять. Идет?
— Идет.
Мужчины распрощались и расстались, каждый погруженный в свои мысли.
Что касается Максима, то это были мысли о Соне.
Он хотел ей позвонить. Он хотел бы ей позвонить. И не мог. И не смог бы. Это было просто невозможно по тысяче разных причин — невозможно, несбыточно, бессмысленно и неприлично.
Он лег спать.
Глава 16
Это были мысли о Соне, это были сны о Соне, он снова ловил ее в каких-то бесконечных глухих коридорах и сырых аллеях и, едва догонял, едва он касался ее легкого тела, как оно ускользало, упархивало, исчезало в лабиринтах, оставляя в его ладонях зуд неутоленного прикосновения, и он снова гнал, звал, настигал и уже протягивал руки, уже ухватывался за край одежды, уже ткань ползла, обнажая просветы матовой кожи, уже трещала, разрываясь, и треск ее казался оглушительным, протяжным, резким, как телефонный звонок…
Разумеется, это звонил телефон. Опять, как всегда, телефон.
— Я вас не разбудил?
«Разбудил, конечно. Который час? Бог мой, почти полдень! Ну и поспал! А хотел ведь с утра по библиотекам…»
— Нет, конечно, — сказал Максим фальшиво-бодрым голосом, — не разбудили.
— Могу я приехать? Вы никуда не уходите?
— Пока нет. Приезжайте, Реми.
Максим положил трубку и кинулся приводить себя в рабочий вид. Наскоро ополоснулся холодным душем, похлопал себя по заспанным щекам, влез в джинсы и занялся приготовлением чая.
Реми появился хмурый, молчаливый и мокрый от дождя.
— Что, — участливо спросил Максим, — дело не идет?
— Это еще слабо сказано. Ничего даже не намечается. Куда ни повернись — тупик. Тела нет, орудия преступления нет, места преступления нет, алиби ни у кого нет — можно подозревать всех и никого…
— Вы не оставляете даже надежды, что дядя жив?
— Сожалею.
— Но почему? Версия похищения не укладывается, конечно, в обычную логику… Но ведь можно допустить, что тут есть какая-то иная, неизвестная нам пока логика!
— Допустить можно все, что угодно… — проворчал Реми. — Но допущениями сыт не будешь… Вы уже завтракали?
— Нет, — усмехнулся Максим. — Составите мне компанию?
— Что тут у вас?
— Чай.
— Наливайте, — махнул безнадежно рукой Реми. — Надеюсь, горячий? Эта дерьмовая погода…
Он уселся, уже привычно, за маленький столик на кухне.
— Может, куртку снимете? — улыбнулся Максим.
— Хорошая мысль.
Реми повесил мокрую куртку в прихожей, расправил ее на вешалке и вернулся к Максиму, который, не задавая лишних вопросов, сварил сосиски для себя и для детектива.
— Не
— У вас все же есть какие-то идеи?
— Никаких.
— Слушайте, Реми, для того чтобы бегать повсюду, надо знать, куда бегать и зачем. Вы же что-то проверяете, какие-то вопросы задаете, какие-то направления прикидываете… Так поделились бы соображениями! А то я тоже, признаться, начинаю сходить с ума. Будто в вакууме, в безвоздушном пространстве…
— Я бегаю, Максим, в поисках «чего-нибудь». Задаю вопросы, ищу каких-то настораживающих совпадений, но чего я ищу — сам не знаю.
— Что вы имеете в виду под «совпадениями»?
— Что-то такое, что могло бы зацепить внимание, понимаете, насторожить, натолкнуть на размышления…
— И как?
— Никак, я вам уже сказал. Все немножко странно, но все в меру.
— Вы все же кого-нибудь подозреваете?
— Всех.
— Ну, положим, не всех: меня и Вадима вы исключили. О Соне тоже, кажется, речь не идет… Ведь так? Остается не так уж много, Пьер да Ксавье.
Почему, например, не Ксавье? Машина Арно припаркована недалеко от его дома — раз, Ксавье вас в квартиру не пустил — два. Что он в ней скрывал?
— Всего-навсего Мадлен. Не хотел при Мадлен вести этот разговор. Он знает, что его дочь к Арно привязана… Прибавьте к этому его нелюбезный характер. И потом, в его квартире такой бардак, что я бы на его месте туда тоже никого не пустил.
— Стало быть, вы там были.
— Где?
— Не хитрите. В квартире Ксавье.
— С чего это вы взяли?
— Откуда вы знаете про бардак?
— Мадлен говорила, — небрежно пожал плечами Реми.
— О, господин детектив, вы перед кем пытаетесь роль простачка сыграть?
Перед режиссером! Напрасный труд. Вы этот бардак видели своими глазами.
— Ладно, сдаюсь. Видел.
— Что, удалось Ксавье уломать? Куда там… У меня в запасе есть другие средства для подобных случаев.
— И могу я полюбопытствовать, какие?
— Не можете. Профессиональная тайна.
— Ха-ха! Тайна! Отмычка небось?
— Я сказал, тайна! — шутливо насупился Реми.
— Хорошо-хорошо, пусть будет тайна. И в квартире ничего подозрительного не нашлось?
— То-то и оно, что нет. Вернее, я нашел кое-что настораживающее: альбом со старыми фотографиями, на которых вырезано лицо Арно. То есть это я так думаю, что там был Арно, теперь уже ничего не определишь, вырезано напрочь, зло. Но никаких признаков, что Арно был в квартире, и никаких признаков, что там могло быть совершено убийство…
— Это еще ничего не доказывает, — возразил Максим. — Следы могут находиться в другом месте, в машине Ксавье, например.
— Нету.
— Ага, тоже осмотрели? Реми кивнул.
— Значит, Ксавье отпадает?
— Вовсе нет. Пока он идеальная кандидатура. Зависть, ревность, желание мести, реальные признаки ненависти — об этом свидетельствуют вырезанные фотографии; угрозы расправиться с Арно — есть свидетели; прибавьте розыгрыши по телефону — актерская идея! Возможно, что он просто-напросто хитрее, чем мы предположили…