Место явки - стальная комната
Шрифт:
Д.Орлов давно увлечен творчеством Толстого, самой этой уникальной личностью. Именно Орлову принадлежит честь первым в советском театре вывести на сцену образ Толстого — до сих пор помнится спектакль Омского драматического театра, позволивший ожить легенде, услышать и увидеть титана.
А от личности Толстого — к его творчеству. Так создается не инсценировка «Войны и мира», но своеобразная пьеса «Наташа Ростова», живущая по самостоятельным драматургическим законам. Это существенно — Толстой принимал только такой театр, где все было направлено на воспитание человека, где ничто не отвлекало от его внутреннего мира, где сюжет подчинялся не законам сюжетосложения, но законам бытия И поэтому, желая обратиться к юношеству, автор пьесы не собрал воедино все разрозненные линии эпопеи, что сделать хорошо невозможно, а ограничил свою задачу
Создателей спектакля связала важная, во многом новаторская идея. Коллектив театра во главе с режиссером Ю.Жигульским захотел рассказать о поколении, для которого война — тяжкие, трагические обстоятельства для выявления лучших сторон характеров. И мир по-своему прочитан в этом спектакле, мир — это не только реальное состояние дел, не только победа над Наполеоном и его войсками, мир в Театре юного зрителя — это также свойство человеческой души, это мир в самом себе, мир с самим собой, если ты победил и врагов внутренних, то есть дурные свои порывы. Мир в душе и мир на земле — такова атмосфера спектакля, такова его мысль, таков режиссерский замысел.
Сцена обрамлена воинскими доспехами, знаки войны — вот главное в декорациях В.Талалая. Пушки и ядра, знамена и каски, словно отлитые из темной, кроваво красной меди, — это постоянное обрамление спектакля, рама, в которой оживают картины мира. Но за этот мир надо бороться; на полях войны, где за него отдают жизнь, на полях нравственных сражений, где за него отдают также немало — честь, совесть, любовь, верность. В этом спектакле нет сцен батальных, мы встречаемся в основном с картинами мирными, но вместе с тем зрительный зал не покидает чувство напряженности, словно даже слышится свист пуль и грохот орудий. Но орудия эти как бы стреляют в ином измерении, За спинами Наташи и Николая Ростовых, Андрея Болконского, Пьера Безухова нам все время чудится в этом спектакле маленький капитан Тушин. Грозовость, напряженность атмосферы создана потому, что режиссер, актеры и автор пьесы поняли сражение за нравственный облик человека тоже как сражение боевое, кровопролитное, бесповоротное. Наташа Ростова и ее окружение проходят в этой пьесе, в этом спектале свой путь по полям Отечественной войны, хотя сама героиня никогда на войне не бывала. Ее война — это война за свою душу, за свой русский характер, за свою близость к народу, пусть не осознанную ею самой, но глубоко осознанную Толстым, твердо знавшим, что каждый человек, улучшивший самого себя, поборовший в себе зло, уже причастен к народу, уже слит с ним воедино.
В центре спектакля — Наташа в исполнении Л.Тоом. Несколько лет назад актриса окончила Театральное училище имени Б.В.Щукина. Я запомнила ее по одному из выпускных спектаклей, где она блеснула своей особой, неподкупной правдивостью, глубоким доверием к дараматургическим и сценическим обстоятельствам, умением так ощущать жизнь и душу своего персонажа, что их разделить вроде бы и невозможно. И здесь, в спектакле Тюза Л.Тоом покорила зрительный зал. Ее Наташа необычайно доверчива, удивительно открыта навстречу каждому человеку, трепетно-нежна, болезненно-справедлива. Наташа — Л.Тоом смотрит на мир напряженно раскрытыми глазами, ее все удивляет, ей н ичто не примелькалось. Да, она доверчива, эта Наташа, и в то же время абсолютно непреклонна там, где дело касается ее совести, там, где речь идет об ее понятии морали. Это слабый сильный человек, как играет свою Наташу Л.Тоом. Она слаба потому, что доверчива, потому что ищет опоры. Она сильна потому, что мгновенно рвет нити доверия, отталкивает опору, если люди и события не соответствуют ее кодексу чести и совести. Актриса верно услышала Толстого — гениальный писатель не создавал натур однолинейных, не создавал натур абсолютно правых, в каждом из любимых толстовских персонажей есть своя драма.
Рядом с Наташей в этом спектакле — Андрей Болконский (А.Бронников) и Пьер Безухов (М.Доронин). По замыслу режиссера и атора пьесы, Болконский и Безухов живут и действуют здесь не самостоятельно, а как бы в связи с Наташей, она — их путеводная звезда, она — компас, мерило их собственных нравственных устремлений. Выхваченные из гущи всенародной битвы, поставленные в исключительно мирные условия, Болконский и Безухов получают на этой сцене свое аустерлицкое небо, свое тулонское солнце, и имя им — Наташа. Она имеет право быть путеводной звездой для героического воина Болконского, для героического человека Безухова, так как ее нравственность не абстрактна, ее чистота не замкнута личным миром переживаний. Наташа Ростова и в романе, и в пьесе, и в спектакле — убежденная патриотка, она душой знает свою Родину, едина с ней.
Среди актеров, придающих спектаклю достоверность, интеллигентность, милую душевную деликатность, я бы назвала Н. Корчагину в роли Сони, М.Ардову — княжну Марью, Г.Аннапольского, играющего старого графа Ростова.
Спектакль решен, если можно так сказать, в манере условной — две-три детали обозначают место действия, на сцене одновременно могут оказаться все персонажи, которые по ходу действия не должны ни видеть, ни слышать друг друга. Можно ли так ставить Толстого, который всю свою жизнь боролся за правду искусства, боролся с фальшью, с приблизительностью? «Наташа Ростова» в режиссуре Ю.Жигульского еще раз убеждает нас в том, что для раскрытия толстовского творчества нужна особая сценическая правда. Эта правда не есть мелкое бытовое правдоподобие, эта правда не есть подделка под достоверность, эта правда не совпадает с конкретным бытовым тождеством. Не случайно Толстой особенно негодовал на театр в тех случаях, когда театр подделывался под жизнь, когда на сцене все хотели сделать «натурально». Вспомним хотя бы описание того спектакля, который видела Наташа Ростова, рассказ о декламации мадемуазель Жорж, впечатления Нехлюдова от «Дамы с камелиями».
И быть может, условность спектакля «Наташа Ростова», обрамленная «безусловными» атрибутами времени, эпохи, войны, — оказалась наиболее плодотворной для рассказа именно об этих людях и их битвах за высокую нравственность. К детскому зрителю лица толстовских героев придвинулись здесь словно крупным планом — лицо в лицо, глаза в глаза, мысли словно переливаются через рампу, органически передаваясь юным зрителям.
Есть ли недостатки в этом спектакле? Да, они есть. При всей привлекательности работы Л.Тоом я бы посоветовала актрисе несколько разнообразить творческие свои приемы, подчас ее Наташа однообразна. Большей душевной глубины, большей открытости внутренней жизни хотелось бы видеть у актера М. Доронина в роли Пьера Безухова. Сейчас актер слишком увлечен внешней неподвижностью Пьера, не всегда умея за нарочитой статуарностью рассказать о врывной, гибкой жизни этой души. Слишком часто звучит в спектакле знаменитый прокофьевский вальс, прекрасный сам по себе, но не могущий взять всю эмоциональную отвественность за целостную жизнь спектакля. Не во всем верен Толстому автор пьесы, кое-где он обрывает толстовскую речь на полуслове, на полуфразе, не договаривая что-то, быть может, не главное, но существенное для характеристики героев.
Но недостатки эти я бы назвала болезнью роста, ведь театр обратился к задаче сложнейшей и благороднейшей. Здесь возможны издержки, без них и не сотавилась бы трепетная драматическая картина, называющаяся «Наташа Ростова».
Главное состоит в том, что на нашей сцене появился спектакль, активно воспитывающий молодое поколение, что в гости к московским юным зрителям пришла толстовская Наташа Ростова, сумевшая закалить свою душу, стать лучше и чище, сумевшая воспитать себя так, как должен быть воспитан подлинно нравственный человек, живущий и своей личной жизнью и жизнью своего времени, своего общества.
III. ЮБИЛЕЙНЫЙ СЕАНС. ОТ ПАРИЖА ДО ТУЛЫ
В сентябре 1978 года в разделе «С телетайпной ленты» главная советская газета «Правда» опубликовала короткое сообщение: «Дни Толстого открылись в Париже в штаб-квартире ЮНЕСКО по случаю 150-летия со дня рождения великого русского писателя». Информация точно соответствовала факту: дни Толстого в Париже действительно открылись, но все-таки ее можно дополнить, пусть и с некоторым опозданием. Дополнить тем, что именно ваш покорный слуга был послан тогда в Париж на десять дней, чтобы каждый вечер возникать в одном из залов штаб-квартиры ЮНЕСКО перед экраном и говорить вступительные слова перед демонстрацией снятых в СССР фильмов по произведениям Толстого.
Вечерами была короткая работа, а целыми днями я был предоставлен самому себе. Ну, еще Парижу… А рядом ни переводчика, ни сопровождающего, ни хотя бы какой-нибудь советской кинозвездочки-красотки для настроения — никого! Денег нет тоже. Есть мелочь, называвшаяся «тридцать процентов суточных». В первый или во второй день, не зная порядков, сдуру присел за столик, вынесенный на тротуар, чтобы освежиться запотевшим бокалом пива. При расчете с официантом потемнело в глазах — хоть уезжай. Оказывается, если бы не присел, пиво обошлось бы раза в три дешевле. К беде неопытность ведет.