Месяц за год. Оборона Севастополя
Шрифт:
Голицын пошёл впереди, как человек, бывавший злесь не раз и не два, Залепский суть отстал, и , как бы случайно, к нему подошёл и Репнин.
– Не нужно сразу отчаиваться, и думать, что Ольга Николаевна крутит роман и с другими. Возможно, это просто родственник, или чиновник, – говорил Никита, – Ксения ничего не говорила о том, что Плещеева оказывает кому-либо знаки внимания.
– Ответ не совсем однозначный, ты не находишь?
– Ну да… Напиши, в чем же дело?
– Пожалуй…
После возвращения в квартиру Мишель быстро сел за стол, не сказав ни слова, но наблюдательный
Ехал наш вестник любви, культурно, осмысленно. Все видели, едет нестроевой, или денщик по важным делам. Раз так, то серьёзный человек. Царское Село не было проходным двором, и солдатские караулы в будках были здесь нередки, да бы абы кто не потревожил царское семейство. Но вот, потянулись кавалерские дома, и, наконец, он увидел заветный дом за белым забором.
Яким по привычке подтянул свой мундир, приосанился, и позвонил в колокольчик над дверью дома.
– Кто там? – раздался любимый голос.
– Я это, Яким. Открывай, Прасковья.
Заскрипел засов, и открылась дубовая дверь. Перед ним, уперев руки в бока, стояла Паша. За ней кто-то выглядывал, но тут же исчез, заметив, что Яким видит наблюдателя.
– День добрый, Письмо я принес для хозяйки.
– Давай письмо. Здесь постой, жди, – хмуро ответила гувернантка.
– Чаю ему налей, – раздался голос хозяйки, – а письмо сюда неси.
– Спасибо барыня, долгих вам лет, – тут же ответил Яким, отдавая письмо.
Горничная забрала конверт, быстро вернувшись, и привела посланца в столовую.
– Сапоги -то чистые? – спросила она.
– Так чище и не бывает. – охотно объяснил Воинов, – даром, что солдатского покроя, но из лучшей козловой турской кожи, привезённой с самого Константинополя!
– Здоров завирать. Что будешь пить?
– Так водку, конечно.
– Госпожа сказала чай.
– Значит чай, лишь бы в вашем обществе, Прасковья Лукерьевна.
Горничная подошла к горячему самовару, налила из него пышущую жаром воду, затем подлила в ней из заварочного чайника. Чай был готов. Подумав, поставила перед гостем кусок сахара, и щипцы, колоть сахар.
– Однако… – пробуя чай с сахаром, удивился денщик,– сладкий, прямо как вы, Прасковья…
– Хватит, – тихо сказала она,– как барин-то?
– Расстроился, что Ольга Николаевна с кем- то прогуливается, но его Репнин и Голицын успокоили. Письмо написал, я принёс.
– Долгих лет его друзьям… Ладно, – только и ответила горничная, и налила себе чай.
Так вдвоём они распивали чаи, с полчаса или больше. Женщина была вполне рада видеть своего кавалера, а он- её.
– Прасковья, пусть Яким зайдёт, – раздался голос барыни,
– Пойдём… – сказала, вставая , женщина
Воинов вошёл в кабинет, и спальню одновременно, перед ним в кресле сидела Плещеева, в по-летнему простом клетчатом бумазейном платье. Она была необыкновенно мила, так что Яким даже порадовался за барина.
– Яким, возьми письмо, вот коробка для барина, это подарок. Я так видела,
– Всё исполню, ничего не позабуду. В среду, после шести пополудни, и в воскресенье после трех по полудни. Ничего не забуду.
– Езжай тогда.
– Счастливо оставаться, – и хоть был не на службе, но отдал честь по военному, знал, что женщины это обожают.
Прасковья проводила его до калитки, и оглядевшись, что никого нет, сама крепко поцеловала Якима.
– Просто ты молодец у меня. До встречи.
Воинов забрался в бричку и неспешно покатил в Павловскую слободу, в офицерские квартиры. Поцелуй Прасковьи согревал душу, пожалуй, побольше, чем червонец барыни. Дорога слегка пылила, хотя здесь её даже поливали водой в жару. Денщик спешился около конюшен, поставил лошадь в денник, и взяв посылку, направился к квартирам юнкеров. Двое, фон Розен и Алексей Токмаков стояли стойке, отрабатывая фехтование.Выпад, отбив, выпад-отбив, зашагивание ногами, и опять серия ударов и отбивов. Оба были прекрасными фехтовальщиками, кирасир засмотрелся на это действо.Наконец, вздохнув, прошёл мимо и зашёл в квартиру Залепского и его друзей.
Голицын и Репнин расставили шахматы на доске, и начали игру. Залепский читал книгу Ершова и просто был покорен слогом и сюжетом «Конька- Горбунка». На столе перед ним стоял кувшин с холодной водой, и Мишель подливал себе в кружку, никак не сумев напиться.
– Барин? – обратился Яким, – можно поговорить?
И Воинов выразительно посмотрел на дверь из дома. Мишель кивнул, поднялся с кровати, и накинул на плечи сюртук, и надел фуражку. Он, выходя, кивнул товарищам на улице, и прошёл к деревьям, окружающим дом.
– Что скажешь? – нетерпеливо спросил Залепский денщика, – что за секреты?
– Ваше письмо отдал, вот ответ и вам подарок… И на словах:
« Я так видела, что ему Петергоф интересен, так что по средам, после шести по полудни, и в воскресенье, после трёх по полудни, я свободна от службы у государыни, он может заехать»
Вот, её собственные слова, Михаил Дмитриевич.
– Порадовал, спасибо… И что никто не слышал, тоже хорошо…Вот, тебе, – и юноша вложил в руку денщика два рубля.
Юноша, в отличном настроении, забрал подарок и письмо и вернулся в квартиру. Денщик же держал на ладони две монеты, подаренные ему.
– Вот и верь тому, что женщины скаредные, – говорил сам себе Воинов, – Особенно из благородных… И кто больше кого любит…Ну, барин, конечно, жалованья большого не получает, так для него и два рубля деньги немалые, ну, правда, и Дмитрий Иванович посылает сыну тоже рублей по двести в месяц.
Яким занимался своими делами, а Залепский быстро открыл коробку, и увидел рубашку из прекрасного голландского тонкого полотна, и мигом переоделся. Вскрыл конверт, стал быстро читать письмо на розовой бумаге, и счастливо улыбался.