Метагалактика 1995 № 1
Шрифт:
— Образумьтесь, Алексей Иваныч! — подняв пистолет, отступил Бурковский. — Не хочу брать грех на душу! Вы проиграли!
— Врешь, подлец! Русские офицеры не проигрывают!
Комендант неожиданно с подлинным фехтовальным умением ткнул горящее полено в лицо Бурковскому. Тот отпрянул и выстрелил.
Перов пошатнулся, факел выпал из его рук Он сделал шаг навстречу Бурковскому.
— Будь ты проклят, шляхтич! — и упал навзничь с выражением печали в открытых глазах. Из раны на голове торчала раздробленная кость.
— Гадина! — к Бурковскому
Раздался оглушительный крик!
Бурковский продолжал нажимать на локоть врага, следуя за его телом, изогнувшимся под прямым углом к полу.
— Ладно, чего там! — подоспел Рогозин. — Лежачих не бьют!
24 июля. 3 час. 15 мин.
И прибывшие на полуостров, и местные господа офицеры лежали, связанные в дальнем углу гостиной. Подле них хлопотали барышни — перебинтовывали, поили из уцелевших хрустальных бокалов.
— Так и не привелось нам сплясать с тобой мазурку! — капитан Вольф с перевязанной головой, сидя на полу, изловчившись поцеловал склонившуюся над ним пухленькую Танюшу.
Бывшие узники и солдаты, водрузив стол на место, сгрудившись в тесную кучку, разлили, перекрестились и молча выпили водку.
Бурковский поставил бокал, перешагнул через убитого коменданта, подошел к камину.
Долго смотрел на кивающего китайского болванчика, на губах которого застыла тонкая змеиная улыбка…
24 июля. 3 часа 23 мин.
Осторожно отодвинулась щеколда, и чей-то голос позвал шепотом в темноту:
— Барин… Петр Алексеич… Слышь, барин?.. В проеме показалось бледное лицо Пети.
— Василий?
— Тихо, тихо… — торопливо шепнул заросший мужик в малахае — тот, что запирал Петю. — Бежать надо, барин… Нельзя тут… Прибьют!..
— Где отец?
— Нету батюшки… Царствие небесное…
— Кто?! — Петя схватил мужика за плечи.
— Да энтот… главный у них…
— Бурковский?
— Он… изверг… Дул сильный ветер.
Волны глухо бились о берег. Удар — затем недолгая пауза.
На короткий миг море, уходя с шуршанием, тащило за собой гальку, мертвые водоросли…
Но вот из сумрака — новый вал. Опять удар — водяная глыба вновь обрушивается на берег.
И так — бесконечно. Удар… Пауза… Удар… Беспрестанное единоборство водной стихии и земной тверди.
Петя брел по берегу, по окаменевшему лицу текли слезы. За ним бесшумно следовал мужик в малахае. Неожиданно Петя остановился.
— Мне нужно на корабль. Немедленно!
— Господь с вами, барин! Эти супостаты завтра и туда доберутся!
— Дай нож.
— Петр Алексеич, голубчик! Христа ради прошу! Не надо! Я за Вас батюшке Вашему слово давал!
— Ты ж меня знаешь, Василий! Нож! Это приказ! Василий вытащил из сапога нож.
— Прощай! Даст Бог — свидимся, — Петя прижал к себе старика. — Отца положи… знаешь… где мама, — повернулся и побрел во тьму.
24 июля. 4 час. 00 мин.
Поднимался предутренний ветер. Мерно ухали волны. Вдали над горизонтом сверкнула зарница.
Петя шел по ночному берегу. «Надо действовать, действовать немедля! Утром бунтовщики захватят корабль и уйдут в море. И никто им не сможет помешать. Бурковский, конечно же, будет в вожаках… Убийца!.. А теперь спокойно!..»
Петя снял, аккуратно свернул одежду, стянул ее ремнем, сжал зубами нож — и быстро вошел в прибой.
Он прекрасно плавал и преодолеть расстояние до барка, стоявшего в полутора кабельтовых от берега, было для него плевым делом. Вода была теплой и спокойной.
Труднее было незаметно пробраться на корабль. Но ему сильно повезло. Когда он, сжимая стиснутыми коленями якорную цепь и, подтягиваясь руками, ловко взобрался и ступил на палубу «Святой Анны», поблизости никого не оказалось. Лишь доносились приглушенные голоса вахтенных, смолящих трубку на полубаке. Петя тенью неслышно проскользнул мимо нагромождения бочек, открыл люк и шмыгнул в канатный трюм.
Теперь оставалось ждать. Он был готов ждать столько, сколько понадобится. Он перенес все — одиночество, голод, жажду, но дождется своего часа. «Этот презренный шляхтич от возмездия не уйдет. Негодяй свое получит! Сполна! Он отомстит за смерть отца, а там… Пусть делают с ним все, что захотят…»
Томительно ползли первые часы. Было душно. Затхлый кислый воздух, казалось, все более сгущался. В углу пищали крысы, и когда становилось совсем невмоготу сидеть в смрадной кромешной темени, Петя представлял мысленно надменное красивое лицо Бурковского, и все вновь вскипало в нем — свежая горячая сила ненависти смывала усталость и сомнения.
И Петя становился все более уверенным — он все выдержит, он — отомстит.
24 июля, 12 часов.
Было тепло и солнечно.
К этому часу на корабль прибыли и бывшие узники, и их бывшая охрана — солдаты острога, и господа офицеры под конвоем.
Моряки встретили весть о бунте в остроге вначале встревожено, но потом успокоились: «значит так тому и быть. Каторжане — тоже люди, не век же им здесь прозябать!»
На переполненной палубе шума не было. Все внимательно слушали Бурковского.