Метаморфозы сознания
Шрифт:
Она не планировала сюда возвращаться. А уж её-то планы всегда отличались максимальной приближённостью к реальности.
Но на этот раз в её дела вновь вмешалось что-то вне её понимания. Хелена не испытывала ничего к Владимиру Рыжкову. Он был просто человеком, с которым она пообщалась. Ни родственных чувств, ни чего-то ещё.
И всё-таки она сюда вернулась.
— Ничего удивительного, — усмехнулся Рыжков, когда ординатор озвучила эти мысли. Сегодня профессор не стал доставать бутылку, за что Хелена была ему благодарна. Они вновь говорили на русском, и ординатор обнаружила, что разговор на полузабытом за это время чужом языке доставляет ей странное удовольствие. Прежде она такого не испытывала. — У тебя не атрофированы эмоции. Да, ты очень флегматична и думаешь чересчур рационально, но робота из тебя мы не сделали, да и не могли сделать. Ты была и есть человек.
— Но я не чувствую к вам эмоциональной привязанности.
— Потому что ты привыкла понимать те эмоции, что тебе доступны, с раннего детства. Сейчас ты испытываешь новые ощущения, а они иррациональны. Просто подожди, и время само разрешит эту задачу.
— Мой характер. Редуцированные эмоции и логическое мышление. Вы предполагали такой эффект? — задумчиво проговорила Хелена.
— Да. Мы исследовали несколько десятков савантов, пытаясь выделить нужные гены, и добились определённых успехов. Увы, оказалось, что нельзя создать полноценного ординатора, просто усилив какие-то процессы в теле или ослабив другие. Все зоны мозга многофункциональны, и их изменение затрагивает разные виды деятельности организма. Так же как и нейротрансмиттеры, над которыми мы работали — отсюда странности савантов. Мы понимали, что дети-ординаторы будут резкими флегматиками — это неизбежная плата. Но, конечно, мы знать не знали, что произойдёт через двенадцать с лишним лет.
— Значит, именно поэтому я равнодушна к сексу?
— Разве тебе это мешает?
— Нет, но ведь это не единственное отличие, — вздохнула Хелена. — Я слишком сильно отличаюсь поведением от нормальных людей, и я изгой в любой компании. На работе, например. Меня понимают очень немногие. У меня нет друзей, кроме Фионы — а она такой же модификант.
— Фионы? — нахмурился Рыжков.
— Фиона Кристофоретти, линия ускоренного анализа информации.
— Не знаком, — он покачал головой. — Но понимаю. Общество часто не любит тех, кто кажется ему странным. Не принадлежит ему. В своё время то же самое было с теми, кто сознательно ставил себе кибернетические протезы. От них отшатывались, как от опасных сумасшедших. А они в ответ носили нарочито заметные искусственные руки и ноги, не пытаясь маскировать их. Руки солдат сверкали сталью и пластиком, а разработанную инженерами искусственную кожу никто не брал.
— Потом к ним привыкли.
— Да. Рано или поздно привыкают ко всему. Когда-нибудь и ординаторы станут обыденностью. Конечно, много их не будет — всё-таки с точки зрения большинства людей вы ущербны. Вы займёте свою нишу — анализ, инженерное дело, разработка и так далее. Просто ваша судьба будет определена с рождения.
— Не слишком-то этично. Это было одной из причин, почему я отказалась сдать генетический материал для Келлера.
— А рациональное мышление вообще по своей сути противоречит любой этике, — горько улыбнулся Рыжков. — Я знаю только то, что мы провалили создание хомо суперус. И выяснили, что это в принципе невозможно. Если только не отказаться от всего человеческого вообще.
— А кибернетика?
— Все наши компьютеры — цифровые устройства. Мозг — аналоговое. Разумеется, существуют преобразователи, но одно дело — перевести в цифру звук, и совсем другое — мысль. Срастить мозг человека с компьютером и киборгизировать его невозможно, для этого потребуются совершенно немыслимые устройства. Твой имплантат ведь, по сути, просто линейный выход: обычное хирургическое сращение нервов, то же самое, что с кибернетическими протезами. Например, по одному из оптоволоконных кабелей компьютер транслирует тебе информацию о своём состоянии, и ты видишь в голове его рабочий стол. Ровным счётом то же самое, что тактильные ощущения от протезов. Понимаешь? Особенности мышления позволяют тебе воспользоваться компьютером как дополнительным инструментом, но им нельзя заменить мозг. Сделать искусственный глаз — ради бога, искусственную руку, которая будет управляться мыслью — пожалуйста, мыслеуправление компьютером — да, да, но не изменить разум.
— Тупик.
— Тупик для тех, кто хотел создать сверхчеловека, — покачал головой Рыжков. — Твоя Фиона, так же как и та девица, которая пилотировала «Трайдент»... ну, да, её взяли из-за линии ускоренного обучения, потому что подводников не было... да и остальные контрольные модификанты — они оказались более перспективным направлением. Конечно, ординаторы тоже нужны. Но в глазах Келлера вы — инструмент, а Фиона и остальные — общество.
— Неприятно сознавать себя инструментом. И то, что кто-то решил за меня, куда я пойду, — Хелена не скрывала злости. Редкая эмоция, и оттого приятная.
— Никто не решает за тебя, — терпеливо пояснил её собеседник. — Тебе лишь дают шанс. Нельзя создать модификанта под какую-то конкретную работу и разграничить общество на касты, потому что всегда останется выбор, куда пойти. Даже если генетики найдут способы специализировать человека, они не смогут вложить в его разум любовь к профессии. Ты — ординатор, и ты можешь быть математиком, строителем, инженером, лингвистом, филологом, пилотом... биохимиком. Твоя основная сфера — анализ, но этим она не ограничивается. Ты можешь быть даже военным офицером, что доказала во время своей экспедиции на остров. Да, я читал отчёты о ней. Ты очень хорошо себя проявила.
— И всё-таки я — инструмент, — упрямо повторила Хелена.
Рыжков пожал плечами.
— Зато ты куда важней для общества, чем девяносто пять процентов его членов, — сказал он. — Потерю художника, который рисует синие квадратики на белом фоне и отправляет эти картины на выставки современного искусства, общество не заметит. Потеря ординатора, занятого разработкой препарата от патогенного грибка — это десятки тысяч смертей из-за того, что препарат не будет создан в срок.
— Генетический материал, — медленно проговорила Хелена. — Вы почти убедили меня это сделать.
— Я знаю подход к тебе, и будь уверена, если захотел бы, ты бы даже не заметила навязывания чужого мнения, — серьёзно заметил Рыжков. — Ординаторы нам очень нужны, в этом Келлер не лгал. Я согласен с ним, что мы должны рискнуть. Но окончательное решение остаётся за тобой.
— Да. И теперь я знаю ответ. Мне нужно лишь обдумать его.
Тропические леса Фрейи, 11 июня. Джеймс Гленн
— Десять минут до точки назначения, — сказала пилот.
Двигатели дикоптера ревели. Задание, которое передал Йозеф ещё на «Гагарине», свалилось точно снег на голову. Впрочем, ни Джеймс, ни девочка-пилот со странным именем Снежана, ни все остальные солдаты, прибывшие на станцию для исследовательской миссии в приливной зоне, удивления не высказали. Дерьмо случается, как говорят в народе, а на войне так особенно часто.
Бурно отреагировала лишь Фиона, да и то после того, как выяснилось, что она остаётся и никуда не летит. Кажется, эта неугомонная девица даже после приключений на «Сигюн» и пещеры, когда только расторопность Хелены спасла ей жизнь, так и не научилась осторожности. К счастью, ни биологи, ни любые другие учёные для задания не требовались, и Джеймс с чистой совестью заявил подруге, что подвергать её опасности не будет, да и не может: это попросту не в его компетенции.