Метаморфозы
Шрифт:
И, унося, Меликерт, тебя на руках обнаженных, —
«Вакх, эвоэ!» — голосит. При имени Вакха Юнона
Захохотала: «Тебе пусть поможет, — сказала, — питомец!»
В море свисает скала; из-под низу ее размывают
525 Волны; она от дождей защищает прикрытую заводь;
Вверх выдается, челом протянувшись в открытое море.
Ино вбежала туда, — ей безумие придало силу, —
И со скалы в глубину, забыв о каком-либо страхе,
Бросилась с ношей
530 Тронута внучки меж тем незаслуженным горем, Венера
К дяде ласкается так: "Нептун, о вод повелитель,
Первое после небес имеющий в мире державство, —
Просьба моя велика, но близких моих пожалей ты,
Что у тебя на глазах в ионийскую кинулись бездну!
535 К моря богам их причти, — если только любезна я морю,
Если в божественной я глубине в дни оные сгустком
Пены была и от ней сохраняю по-гречески имя!"185
Внял молящей Нептун и все, что в них смертного было,
Отнял, взамен даровав могущество им и величье.
540 Он одновременно им обновил и наружность и имя:
Богом он стал Палемоном, а мать Левкотеей богиней.
Сколько достало их сил, за ней из Сидона подруги
Шли и у края скалы след ног увидали недавний,
В смерти ж ее убедясь, о доме Кадмеида плакать
545 Стали, в ладони бия, себе волосы рвали и платья.
Несправедливость хуля и чрезмерную злобу Юноны
К прежней сопернице, в гнев богиню ввели. Не Юноне
Брань выносить, — "Из самих вас памятник сделаю, — молвит, —
Ярости лютой моей!" И за словом не медлило дело.
550 Та, что преданней всех их была, — "Отправляюсь, — сказала, —
В волны, царице вослед!" — и прыгнуть хотела, да только
С места сойти не смогла и к скале прикрепленной осталась.
Вот, как положено, в грудь ударять собиралась другая
С воплем, но чувствует вдруг: коченеют недвижные руки.
555 Эта лишь руки свои простерла к широкому морю, —
Так, вдруг каменной став, руками и тянется к морю.
А у другой, что, вцепившись, рвала себе волосы в горе,
Ты увидал бы, — персты в волосах отвердели внезапно.
Кто в положенье каком застигнут, стоит и поныне.
560 Часть превратилась в птиц. Над той пучиной поныне
Режут поверхность воды оконечностью крыл Исмениды.
Агенорид186 и не знал, что дочь их и внук малолетний
Стали богами морей. Побежденный несчастьем и рядом
Бедствий и многих чудес, представших ему, оставляет
565 Город создатель его, как будто он града судьбою,
А не своею гоним. И вот, после долгих блужданий,
Вместе с беглянкой-женой иллирийских достиг он пределов.187
Там, под грузом и бед и годов, они вспоминают
Дом их постигший удар и труды исчисляют в беседе:
570 "Оный уж не был ли свят, моим копьем пораженный,
Змей? — так Кадм говорит, — когда, из Сидона пришедши,
В землю — новый посев — побросал я те зубы гадючьи?
Если так явственно мстит за него попеченье бессмертных,
Сам став змеем, — молю, — пусть долгим вытянусь чревом!"
575 Молвит, и вот уже — змей — простирается долгим он чревом,
Чувствует: кожа его, затвердев, чешуей обрастает,
А почерневшая плоть голубым расцвечается крапом.
Он припадает на грудь; между тем, воедино сливаясь,
В круглый и острый хвост понемногу сужаются ноги.
580 Руки остались одни; и поскольку лишь руки остались,
Их протянул он в слезах, по лицу человечьему текших, —
"Ты подойди, о жена, подойди, о несчастная! — молвил, —
Тронь мою руку, пока от меня хоть часть сохранилась,
Это — рука моя, тронь же ее, покамест не весь я
585 Змей", — хотел продолжать, но вдруг у него разделился
Надвое прежний язык, и ему, говорящему, слова
Недостает, и едва он жалобу высказать хочет —
Свист издает; этот голос ему сохранила природа.
И восклицает жена, в обнаженную грудь ударяя:
590 "Кадм, останься и скинь — о несчастный! — чудовищный образ!
Кадм, что же это? О, где твои ноги? Где плечи и руки,
Кожа, лицо, — но пока говорю, — остальное исчезло.
Боги, зачем и меня вы таким же не сделали змеем?"
Молвила. Он же лизал уста супруги любимой,
595 К груди, любезной ему, подползал, узнавая как будто;
Нежно ее обнимал и ластился к шее знакомой.
Все, кто были при том, — их спутники, — в страхе; она же
Скользкую шею меж тем гребнистого гладит дракона.
Вдруг их сделалось — два, — поползли, заплетаясь телами,
600 И незаметно ушли в тайники близлежащей дубравы.
Ныне людей не бегут, никому не вредят, не кусают, —
Чем были прежде они, миролюбные помнят драконы!
Но утешеньем для них в изменении прежнего вида
Стал их божественный внук,188 что был покоренной им признан