Метель
Шрифт:
Отличное завершение одного из самых важных дней в нашей жизни. А ведь Аня просила сделать скромную церемонию и роспись, но я был непреклонен. Я собирался устроить настоящее торжество с шиком, чтобы весь город знал о нашем празднике! И я поручил своим сестрам обзвонить всю родню. Вот так — считаясь только со своим решением и со своими планами. Ни на что не надеясь и не требуя ответа, поспал приглашение в одну сторону.
Волновался ли я? Еще как. В ресторане были накрыты столы на два этажа, заказана программа, музыка… Но я трезво оценивал свое положение
Мне позвонили заранее и я, на самом деле, не ждал хороших вестей. Оказалось зря. Мне сообщили, что один за другим мои родные уже начали приходить и усаживаться за столы. Я помню, как положив трубку даже сжал руку своей уже жены, чувствуя, как бухает в груди сердце от нахлынувших эмоций. Только позже ко мне пришло осознание реального положения вещей. Дело было не в везении, не в снисхождении и не в нарушении укоренелого порядка. Это был отец. Он благословил нас. От своего лица подтвердил свое согласие перед родней. И хотя не присутствовал на свадьбе, преподнес свой самый ценный подарок.
Я долго размышлял и пытался понять свою реакцию, прийти к чему-то единому. Но в конце концов, осознал, что мне этого не достаточно. И дело было не в моих ранах… а в том, что он пошел против нее! И то, каким гнусным способом он это сделал.
Я не знаю, почему Аня не говорила мне. Почему все это время молчала. Возможно видела гораздо глубже проблему, понимала конфликт отца и сына. Ее доброе сердце попросту не позволяло вмешиваться и еще больше усугублять положение! Но я все равно вывел ее на разговор. В два счета заставил признаться, когда встал вопрос о переезде ее матери. Она проболталась об угрозе, и только тогда я выяснил, откуда она исходила.
Признание Ани привело меня в обширный ступор. Оказалось, что мне нечего было сказать на это. Нечем крыть ощущение стыда, что начало жрать меня изнутри.
Стыда за себя и за своего отца. Единственное, что я сделал тогда, дал железобетонное обещание, что отныне ее матери ничего не угрожает. Вопрос о переезде был решен. Хотя я уверен — Рита осталась бы даже на свой страх и риск, лишь бы быть рядом с дочерью.
До сих пор я ощущаю свою вину. За то, что осудил свою девочку, за то, что посмел отвернуться. За то, что самым последним узнал о том, что случилось с ней…
После перестрелки, когда на первом месте было подозрение в покушении, паника сорвала мне крышу. В ту же ночь я велел своим встать на охрану Ани. Однако ее не оказалось дома. Только утром, когда я весь на нервах выходил из дома Джокера, мне сообщили, что она в больнице.
Черт возьми!..
Даже сейчас грудную клетку давило от чувства, которое я испытал, как только узнал, что случилось. Хотя Аня уже была определена в хороший стационар, я обеспечил ей самую лучшую палату. Ходил, рявкал на врачей и места себе не находил, наблюдая, как она мучается в агонии, как теряет сознание от жара.
Слышал, как звала меня, и каждый раз внутренности передергивало.
Я не думал, что делаю и для чего. Я просто был с ней. Не отходил от кровати все первые дни. Спал прямо в кресле и отлучался только, по неотложным делам, требующим моего присутствия.
Но в какой-то момент судьба должна была свести свои счеты. Поставить меня перед выбором, заставить все заново осознать. И этот момент наступал. Когда однажды я пришел в больницу и столкнулся с ее матерью. Она сообщила, что Аня, наконец, справилась с лихорадкой. Но вместе с радостью и волнением, пришло хладнокровное отрезвление. Рита попросила меня дать ей время окрепнуть, прийти в себя. Она просила хорошо подумать обо всем, чтобы я принял одно решение и не терзал понапрасну сердце ее дочери.
Конечно, тогда во мне зарычал эгоизм и чувство собственности, но, в конце концов, эта материнская просьба задавила все. Я отступил, но напоследок потребовал, чтобы она звонила при любой надобности.
Слишком много произошло за последнее время. Отречение от отца, убийства невинных людей в моем ресторане, ранение Олега, разочарование в себе, в ней, в чувствах, которые могут существовать в моем мире… В моей душе царило пепелище. Я потерял все ориентиры и не знал, за что цепляться, чтобы двигаться дальше. Позакрывал к чертям все клубы, рестораны и тупо двигался на автопилоте.
И даже не сразу понял. что именно Аня меня спасла. Своим появлением, на слабых ногах, уже тогда трещину выбила в моем панцире. А потом просто выдрала наружу все, что я столько времени держал в себе. Заставила сдернуть маску, переступить страхи, предубеждения и раскаяться…
Через глубокий дрем я ощутил движение в своих руках. Аня хотела тихонечко выползти, чтобы не беспокоить меня, но тщетно. Я тут же обвил ее талию и прижал к себе.
— Я думала, ты спишь, — шепнула она, пригладив пальцами волосы на моих висках.
— А ты куда собралась? — спросил хрипло и ревниво.
— Никуда… — как-то уклончиво отозвалась жена. — Просто хотела… выполнить супружеский долг и приготовить тебе вкусный завтрак.
Я открыл глаза, так пристально взглянув на нее, что, кажется даже заставил потеряться от моего внимания.
— Вместе приготовим, Жаным, — спокойно сказал. — Если, конечно, Баят пустит нас в свои владения.
С губ Ани сорвался смешок и, сладко потянувшись, она прикрыла глаза. А затем что-то заставило ее улыбку растаять, прежде чем она вновь посмотрела на меня.
— Что такое? — спросил бархатным тоном, нежно коснувшись ее щеки.
Жена задумчиво положила ладошки на мою грудь, и я сразу ощутил ее напряжение.
— Мне нужно принять противозачаточные, — произнесла тихо. — Вчера я не нашла их на полке и…
— Правильно, — перебил я прохладным тоном. — Потому что я их выбросил.
На ее лице отразилось замешательство.
— То есть, как…
— То есть если бы я знал, что ты пьешь их, выбросил бы еще раньше, — сурово отрезал я.
Не знаю, почему меня так раскачало это на ярость. Ведь сам виноват — сам заставил пить эту дрянь. А теперь как помешанный, ищу любую возможность, чтобы соблазнить жену и нагнать упущенное время.