Метеорит с начинкой
Шрифт:
А еще он оказывается мог отжиматься от пола столько раз, сколько хотел, также обстояло дело с подтягиванием на перекладине, попробовал подтянуться на одной руке – также легко это делал, как и на двух. Когда оставался один, он ломал ребром ладони поленья, пробивал кулаком листы фанеры, ощущая себя суперменом. Молва о его силе растеклась по лагерю, его никто не задирал, хотя он и раньше за себя мог постоять. Но надо было каким-то образом выбираться из зоны, и начинать жить нормальной жизнью.
Но его покой длился недолго, через три месяца прибыл очередной конвой в зону, и с ним прибыл по душу Махина очередной киллер по кличке Дух. Ему об этом добрые люди стуканули, предупредили, Егора уважали в лагере. Его это теперь не особо не волновало – это уже у киллера были проблемы с выполнением задания. У него самого была только забота, чтобы киллера случайно не убить, и за это срок себе не добавить. Но все повернулось иначе.
За ним пришли ночью, позвали к смотрящему, когда уже все спали. Он пошел вместе с сопровождающим в кильдым, в котором жил смотрящий. Тот предложил ему сесть на табурет, побалакать, Егор сел. На него навалились четверо подручных, а Дух накинул на него удавку из скрученной простыни, затянув ее от души. Сначала Махин решил всех поубивать – силы ему хватило бы вырваться. Пока раздумывал над этим, как это сделать, чтобы новый срок не получить, к своему удивлению, обнаружил, что удавка дышать не мешала – мышцы на шее были очень сильные, и он мгновенно переиграл свое решение – надо подыграть убийцам – он сделал вид, что потерял сознание, немного потрепыхавшись. Убийцы потащили его назад, в барак, подтянули его за петлю к спинке кровати на втором ярусе, имитируя самоповешение. Убедившись, что зэк висит и не шевелится, они ушли. Егор стал после этого тихонько дышать. Потом решил проверить, сколько он без дыхания может провести, чтобы обмануть врачей – надо было сбежать из морга, чтобы врачи констатировали его смерть. Оказалось, что очень долго, он предположил, что не менее получаса. Так он тренировался всю ночь, стараясь снизить температуру тела и имитировать трупное окоченение, висеть на простыне ему было достаточно комфортно – шея и вправду у него была как у носорога. Патологоанатома в лагере не было, а хирург-алкоголик не любил это дело, могли и так похоронить, на это Егор и рассчитывал. Ну а если хирург попытается делать вскрытие – то это его проблема, а ему придется опять уходить из зоны со скандалом.
Утро началось с хипиша – прилетел начальник оперчасти, ругался на чем свет – не уберег Махина. Его сразу же сняли с петли, правда просто отвязали простынь от кровати, так и оставив ее на шее, брезгуя прикасаться к покойнику. Прибывший хирург констатировал смерть от повешения, даже не прикоснувшись к покойнику – Егора это обрадовало. Его увезли в морг, санитары меж собой балакали, что без вскрытия похоронят – причина смерти и так известна, даже простыню с его шеи так и не сняли. Лежа на прозекторском столе, Махин ждал своей участи. Ночь пришлось провести в морге, он подумал о мести – захотелось пойти и уничтожить убийц, а потом вернуться в морг. Но рассудив здраво, он понял, что после такого события нагрянет комиссия, его похороны могут отложить, а то и вскрытие назначить на всякий случай. Как бы не хотелось ему отомстить своим потенциальным убийцам, но свобода была дороже, и он решил, что на воле отомстит заказчикам убийства. Единственное, что он позволил себе – украсть со стола с инструментами скальпель, а из кильдыма санитаров железную кружку, в которой они чифирь варили – положил ее себе в трусы и зажал ногами – в дороге пригодиться чай готовить.
Утром его уложили в щелястый гроб из тонких досок, как и был, с простыней на шее, забили гроб под надзором охраны, и повезли на местное лагерное кладбище, в паре километрах от ограды. Егор был уверен в своих силах, что сможет вылезти из могилы – так он и обеспечит себе свободу. Плохо конечно, что не подготовился к побегу, но что-нибудь придумает. Его новые возможности позволяли ему многое.
Гроб опустили в неглубокую могилу, кое-как закидали землей и уехали. Выждав с полчаса, он начал разбирать гроб, вытаскивая из него гвозди-сотки – пригодятся для охоты, питаться чем-то надо будет в лесу. Он начал оторванными досками отодвигать землю вверх, но оказалось, что проще выломать доски вовнутрь гроба и самому пробурить рыхлую землю могилы руками. Егор осторожно высунул голову из земли, стряхнул с головы сухую глину и осмотрелся. Вокруг никого не было – это кладбище редко кто посещал. Егор вылез из могилы, отряхнул с себя землю – сухую глину – даже карманы робы оказались ей набиты, тщательно выровнял могильный холмик, ликвидируя следы своего оживания. Закончив с могилкой, Егор двинулся в лес, в котором в прошлый раз ему не удалось уйти от погони. Простыню снял с шеи и повязал на поясе – пригодится в дороге. Сейчас он чувствовал стороны света – у него был четкий ориентир на север, а как – он и сам не знал. Через пять часов Махин был уже в километрах тридцати от лагеря, пора было озаботиться едой. Места были глухие, дичи было достаточно. Он ползком подкрался к стае куропаток, маскируясь в высокой траве, присмотрел ближайшую куропатку и метнул в нее гвоздь, и попал точно в грудь птицы, та без звука свалилась с ног, другие куропатки ничего не почуяли. Егор тут же метнул второй гвоздь, сбив вторую птицу, которая закричала, падая на спину, трепыхаясь. Стая поднялась и улетела. Махин осмотрел добычу – пара птиц, примерно килограмм мяса, на один раз сойдет. Надо было озаботиться огнем. Его даже не обыскали, у него в кармане лежал коробок спичек и папиросы. Курил он мало после больнички, скорее по привычке, но курево и спички были всегда с собой.
Махин собрал сушняка, разжег костер, ощипал куропаток, скальпелем разрезал их и распотрошил. Нанизал куропаток на прут, поставил печься на костер, подбрасывая мелкие сухие палочки для равномерного небольшого огня, поворачивая прут с куропатками. Через полчаса куропатки были готовы, он быстро их съел, хоть они были и без соли, но вкус для него был бесподобный. После обеда Егор спрятал все следы пиршества, двинулся дальше в сторону Красноярска, в котором он жил, и произошли все печальные для него события. Он собирался обратиться за помощью к соседям, они уж точно его не сдадут. Марфа работала паспортисткой в УВД, Махин надеялся сделать через нее новые документы и уехать из Красноярска.
Утром следующего дня он решил набрать малины и сварить чай. Собирая высохшие ягоды малины, Егор замер, услышав треск веток, поднял голову и обмер – в паре метров от него собирал малину крупный медведь. Тот зарычал и встал на дыбы, Егор так и замер от испуга, постепенно приходя в себя. Медведь пошел на него – Махин пятился от него, не зная, что делать. Он внутренним чутьем понимал, что бежать бесполезно, а как спастись не знал. Отступая, он запнулся и упал, медведь кинулся на него. Его пасть приблизилась к лицу Махина, целя в его горло, он инстинктивно правой рукой уперся в его нижнюю челюсть, отводя ее от себя назад, а левой рукой схватил его за холку, для упора. Ему удавалось удерживать челюсть медведя в стороне от себя, тот мотал головой, но он жесткой хваткой не давал ему вырваться, постепенно усиливая нажим правой руки на челюсть зверя. Медведь попытался подняться на задние лапы, но вес Егора на шее не позволял ему это сделать. Медведь ревел, мотал мордой, пытаясь вырваться из капкана, но Махин его не отпускал, ведь от этого зависела его жизнь. Егор почувствовал, как стали набухать его руки, к которым стала приливать сила, и он резко увеличил нажим правой рукой на нижнюю челюсть зверя, держа левой рукой его за шею. Голова зверя стала потихоньку задираться вверх, затем хрустнули кости, и голова зверя легко упала назад. Медведь сразу осел, хрюкнув напоследок, придавил Махина своей тушей. Покрутив безвольной башкой зверя, Егор начал выбираться из-под него. Он выполз из-под медведя и обессиленно улегся рядом с ним, приходя в себя. Полежав с полчаса, пока силы немного восстановились, встал на ноги. Перевернув зверя на спину, Махин увидел воспаленную рану в животе медведя, похоже, что с лосем что-то не поделили. Он потерял очень много сил и был готов съесть быка. Но быка не было, пришлось есть медведя. Егор вскрыл зверю горло, выпустив кровь, затем начал вырезать из медведя куски мяса. Собрал сушняк и развел большой костер, стал жарить медвежье мясо. До вечера он набирался сил, часто ел и съел его более пяти килограммов, запивая чаем с малиной. Свежевать медведя он не стал – скальпелем это была неподъемная задача, да и шкура ему была не нужна. Нажарил еще пять кило мяса про запас на следующий день, и завалился спать возле убитого медведя, разведя большой костер из пары сухих бревен. Его никто не разыскивал, бояться было нечего. Утром, подкрепившись свежатиной-медвежатиной, и попив чаю с малиной, Махин двинулся дальше.
По дороге он охотился на куропаток, один раз подстрелил зайца, один раз селезня-шилохвоста на мелком болотце. Ему не хватало только хлеба и соли, но калорий было вполне достаточно. Пил чай с брусникой и малиной, заваривал с их листьями, а ягоды шли за десерт – брусника уже начала созревать – был конец сентября. Уже начало холодать, и он «подбил» свою зековскую куртку и штаны сухим мхом, и они хорошо грели его. Спичек было достаточно, хотя Егор уже нашел кремень и один раз с его помощью разжег костер из любопытства.
Махин провел в пути еще пять непростых дней, ночуя под открытым небом. Ему очень повезло – дождей не было. И вот наконец он вышел к пригородам Красноярска, начинались дачные поселки.
Егор подкрался к ближайшему домику в садоводческом товариществе, осмотрелся. На дачах народу практически не было – был будний день. Зашел на участок, и там осмотрелся. Домик был закрыт на навесной замок. В лагере у зеков было развлечение – вскрытие замков на время, спецы учили сидельцев – мол в жизни пригодится. И вправду пригодилось – он нашел на заборе кусок проволоки, изогнул его как требуется и за пару минут открыл замок. Зашел в домик – ничего подходящего в нем не было, видно дачей владела старая женщина и давно ее тут не было. Егор вышел из домика, закрыл его на замок и осмотрел соседние дома. Через дорогу, по диагонали, стоял ухоженный домик, да и участок выглядел ухоженным. Махин направился туда, прихватив отмычку. Быстро отрыл навесной замок на двери, зашел в домик – красота! Ему даже сразу захотелось разуться, что он с удовольствием сделал и одел хозяйские тапки. Быстро осмотрел домик – в шкафу висела старая одежда, но эта дачная одежда смотрелась на нем гораздо лучше лагерной робы – куртки и штанов, и пришлась ему в пору. Даже растоптанные ботинки дачника были лучше его «дерьмодавов». Он еще раз осмотрел дачу – надо было на ней провести время до вечера. Увидел спиральную электроплитку, включил свет – электричество было. Нашел чайник, набрал его полным из бочки на углу дома – в ней дождевую воду собирали. Поставил греться, умылся на улице, решил пообедать своими запасами. У него осталось половина утки с завтрака, и он нашел на даче соль! Неделю ее не ел! Такой вкусной утки он не ел никогда!
Время еще было, он решил привести себя в порядок. В оцинкованном тазике подогрел воду, помыл голову и сам помылся с мылом, первый раз за неделю. Счастливый Егор сидел и пил чай – нашел остатки заварки грузинского чая – волшебный аромат! Сахара правда не было, но и так было очень хорошо.
Махин нашел бритвенный станок с тупым лезвием, но выбирать не приходилось и ему удалось привести себя в порядок, сбрить недельную щетину. Он даже нашел заначку хозяина – пять рублей во внутреннем кармане куртки – это вообще было чудо из чудес! Отчистив от грязи ботинки и одежду дачника – нашел на даче даже сапожную щетку и крем, Егор двинулся к ночи в город. Свою лагерную робу он закопал в компостной яме на соседнем огороде, хорошо посыпанной негашёной известью.
Выйдя на дорогу, Махин махнул рукой проезжающей машине, та притормозила. Удалось договориться с частником за три рубля, и его довезли прямо до дома. С бьющимся сердцем он зашел в подъезд и позвонил в дверь соседей. Марфа открыла дверь и обмерла: – Сбежал?
Егор молча кивнул головой.
– Проходи – оглянувшись вокруг, пригласила Марфа.
Они прошли в квартиру, Егор поздоровался с мужем Марфы, Никитой, сутулым мужчиной пятидесяти пяти лет.
– Рассказывай – потребовала Марфа.