Метро 2033. Московские туннели (сборник)
Шрифт:
Женщина встала и направилась в угол комнатушки. Порылась в ворохе сваленного там тряпья. Положила на пол рядом с Анатолием драный свитер, потертые джинсы и старые ботинки без шнурков:
– Вот. Можешь одеться.
Чтобы не смущать Анатолия, женщина вышла наружу. Когда он встал и наклонился к груде одежды, то вдруг понял, что очень долго не ухаживал за больными ногами. Анатолий замер, не находя в себе сил посмотреть на язвы. Без мыла, теплой воды и чистых повязок они должны были расползтись и углубиться до самого мяса. Тогда где же боль? Где мерзкое ощущение того, что тело гниет? Неужели он еще настолько слаб, что не в состоянии понимать это? Посмотреть на ноги все же придется. Рано или поздно он все равно увидит язвы и станет думать о том, что с ними делать.
Анатолий потер глаза и решил,
Браво, профессор! Твой пациент теперь просто обязан вернуться и сказать тебе «спасибо».
Теперь Анатолий чувствовал только легкую слабость и зверский аппетит. Он быстро оделся. Выйдя наружу, присел у костра рядом с Клавдией Игоревной. Та, угадав его желание, налила полную миску супа, передала гостю и уставилась на огонь. Анатолий вооружился ложкой и, в несколько приемов, добрался до дна миски.
– Клавдия Игоревна, а где ваш сын? Тот мальчик…
– Миша на станции. Скоро вернется.
– А как случилось, что вы с сыном живете тут одни? А люди?
– А много добра нам сделали эти люди? Лично я получала от них в подарок только зло и ненависть. Не знаю, может, в Метро и встречаются хорошие люди. У тех, с кем имею дело я, нельзя вызвать сочувствия. Можно только запугать. Заставить дрожать от страха, рассказывая о Звере. А те люди, которые довели тебя до ручки, разве они хорошие?
Злых людей не бывает. И те, которые били меня, – хорошие люди. И те, кто выбил глаз Марку Крысобою, – тоже добрые люди. Анатолию очень хотелось ответить Клавдии Игоревне цитатами из любимой книги. Возможно, раньше он так бы и сделал. Однако после знакомства с Никитой и Корбутом все изменилось. Не прав был Иешуа. Прав был Понтий Пилат. Злые люди существуют.
– У меня – отдельная история.
– Вот и у меня отдельная. Когда жизнь наверху закончилась, я спустилась в Метро вместе с мужем. В отличие от других мужчин, растерянных и напуганных, мой Слава знал, что делать. Полковнику, военному летчику было лучше других известно, что ядерный удар приведет к катастрофе и жизнь на поверхности станет невозможной. Он не просто спустился в Метро выживать, он пришел, чтобы доказать: люди и под землей могут и должны оставаться людьми. Тогда я была молода и красива. Находилась под защитой самого сильного человека на свете и ничего не боялась. Мой Слава стал одним из первых сталкеров. Возглавил отряд смельчаков, выходивших на поверхность уже тогда, когда пламя радиации еще не успело погаснуть. Это благодаря им в Метро появились свиньи. Мой муж руководил той смелой экспедицией на ВДНХ. В те времена моя жизнь казалась сказкой, а самым большим страхом и разочарованием – когда он задерживался на поверхности. Не знала я тогда, что такое настоящая беда. Она пришла шесть лет назад. Тот день навсегда врезался мне в память, выжег в ней след каленым железом. Утром меня осмотрел врач, а к середине дня я уже знала, что беременна. О ребенке мы мечтали еще на поверхности. Я с нетерпением дожидалась возвращения мужа, подбирала нужные слова, чтобы рассказать о свалившемся на нас счастье. Слава вернулся очень усталым, расстроенным. Я-то думала, он будет кричать от счастья, а он только кивнул головой. Всю ночь он просидел у костра, курил самокрутку за самокруткой. Я была обижена, не подходила к нему. Ждала, что он вернется в палатку и попросит прощения. Как много бы я отдала за то, чтобы вернуть ту ночь. Не знала я, что она будет последней в жизни моего мужа.
Толя заерзал, прокашлялся. Трофическая язва на душе этой женщины оставалась свежей, и залечить ее ему было нечем. Но Клавдия Игоревна теперь уже говорила не с ним, а со своим Славой.
– Я бы… все сделала бы иначе. Я бы ему все-все сказала, что всегда хотела сказать и на что никогда не хватало времени. Ну или хотя бы прижалась к нему, обняла бы, и сидела так всю ночь, и не уснула бы ни на миг, чтобы на всю оставшуюся пустую стылую жизнь с ним насидеться…
– Что это было? Что с ним стряслось? – спросил Толя.
– Сталкеры принесли с поверхности какую-то неизвестную инфекцию. Несколько человек на станции в ту ночь умерли. Их тела покрылись язвами и почернели, а народ, быстро позабыв о заслугах сталкеров, требовал немедленно расправиться с оставшимися в живых и с их семьями. Для профилактики. Такая медицина… У нас было время бежать, спастись и, возможно, вылечиться в дальнейшем. У Славы было много друзей, и все они предлагали свою помощь. Но мой муж отказался от помощи. Всегда и везде он привык рассчитывать только на себя, смотреть в лицо опасности, не опуская взгляда. Вячеслав вышел к людям. Думал, поймут. Думал, вспомнят о всех его добрых делах. И поплатился. Те, кто еще вчера готовы были целовать ему руки, набросились на больного сталкера, как волки. Его били палками и просто ногами. Раскроили череп, полумертвого швырнули на пути. Я пыталась вступиться за мужа, и кто-то полоснул меня ножом по лицу. Почему я осталась жить? Почему не умерла рядом с мужем? Он не разрешил мне. Когда я склонилась над ним и кровь, текшая из раны на лице, смешалась с его кровью, он сказал: «Клава, береги сына». Полковник отдал последний в жизни приказ, и мне пришлось его выполнять.
– Сына? Но ведь…
– Он знал, что у него родится сын. Миша появился на свет, когда я была уже изгнанницей, бездомной бродяжкой. Недавно пыталась рассказать ему об отце, но он пока мал, чтобы все понять. Убежден, что жизнь в Метро состоит только из воровства и побоев. Как, скажите на милость, объяснить сыну, что хорошие люди существуют?
Женщина вытащила из кармана пальто два измятых полковничьих погона с потускневшими звездочками.
– Вот все, что удалось сохранить в память о нем. Награды и китель я давным-давно выменяла на еду. Знаете ли, поначалу страшно не хотелось есть крыс.
Глава 10
Краб из ямы
Анатолий сидел опустив глаза. Только теперь, после рассказа Клавдии Игоревны, он понял, что не знает настоящего, истинного Метро. До этого он жил в тепличных условиях и имел наглость считать себя обделенным судьбой. Нет, он просто счастливчик, который не видел настоящей грязи, не ощущал чистой звенящей боли, не знал, каковы на вкус истинные страдания. Вот и экспедицию в логово Корбута он считал простым заданием, в стиле получил-сдал. Был уверен, что никому ничего не должен.
Говорил себе, что заботится о мировой справедливости. Якобы человечество спасал. А на деле просто упражнялся, очки зарабатывал, красовался сам перед собой.
А не было никакого человечества. Были отдельные несчастные люди. Такие, как Колька застреленный. Как погибший Вячеслав, как его жена и сын, ввергнутые в унижения и нищету. Вот ради них и…
Едва он вспомнил про мальчика, из темноты туннеля послышались легкие шаги и появился Миша собственной персоной. Все такой же чумазый, в курточке с разноцветными заплатами и огромных ботинках. Мать принялась укорять сына за долгое отсутствие, а он в ответ сунул руку в карман куртки и вытащил несколько патронов. Поймав взгляд черных глазенок Миши, Анатолий подмигнул ему. Мальчонка расплылся в щербатой улыбке. Присел на корточки у костра и принялся с поразительной быстротой хлебать приготовленный матерью суп. Какой же он маленький. И в то же время значительно взрослее Толи. Уже кормилец, добытчик. В свои пять лет несет ответственность. Самостоятельный парень. Гены героя-полковника дают о себе знать. Ворует, конечно, ворует. Просто не знает другого способа зарабатывать на жизнь. Ведь в пять лет еще надо ходить в садик.
Анатолий помрачнел.
Дети – цветы жизни. Слова Корбута. Пора было подумать над тем, как нанести визит профессору и заплатить по счетам. На Войковскую Анатолий возвращаться не собирался.
Он ни за что не придет туда побежденным. Командиром без команды. Генералом без войска. Пусть в произошедшем есть немалая доля вины Нестора, который, при всей своей проницательности, не смог распознать в Никите провокатора. Сейчас это уже неважно. Сейчас это уже личное между Анатолием и Никитой-иудой. И доктором-изувером.