Меж двух огней

Коган Мстислав Константинович

Класс. Просто замечательно. Великолепно. С нами ходит бомба замедленного действия, которая однажды может не только всех нас убить, но ещё и наворотить такое, что перевернёт весь мир с ног на голову. Может его прямо тут прихлопнуть, чтоб не мучался? Хотя, я то немногим лучше, в общем-то. Два психа имеют доступ к безграничной силе или один — разница невелика. Но раз этот мир ещё не схлопнулся ко всем чертям собачьим, значит Вернон просчитался. Либо никакой безграничной силы не существует, либо есть механизм, защищающий эту реальность от подобных посягательств. Но, в любом случае, за парнем теперь нужен глаз да глаз.

— Ты кажется начал рассказывать историю, — напомнил Освальд, — Да мы малость отвлеклись. Что было после того, как

ты взял к себе ученицу?

— Я погрузился в исследования с головой. Ушёл от мира. И упустил тот момент, когда церковь из дома утешения превратилась в орден воинствующих невеж, — Вернон тяжело вздохнул, — Еслиб не Бенна, знакомые которой переправили нас за стены Фейренальда, нас бы давно уже сожгли на костре. Мы ушли настолько далеко, насколько это было возможно. Надеялись пересидеть тёмную эпоху в какой-нибудь отдалённой глуши. Кто ж знал, что в эту самую глушь придёт война.

— Меня смущает лишь одно, — покачал головой я, — Что в этой самой глуши тебя считали учеником Бенны, а не наоборот.

— Мы так представились, — лекарь посмотрел на меня и равнодушно пожал плечами, — Нам так было удобнее. Бенна привыкла помогать другим. Ей нравилось лечить селян, помогать им с мелкими, житейскими невзгодами. Мне же нужны были тишина и покой, чтобы продолжать заниматься своими исследованиями.

— Так тот гримуар, который я спёр, принадлежал вовсе не Бенне… — задумчиво протянул я.

— Да. Это моя книга, — кивнул Вернон, — Как и кольцо, которое ты тоже спёр, думая, что никто не заметит.

— Ну извините, — я развёл руками, — Мне тогда казалось, что тебе это без надобности.

— Мне и сейчас без надобности, — пожал плечами лекарь, — Всё что написано в том гримуаре, мне хорошо и давно известно. Я — его автор. Но мы снова отвлеклись от темы. Так вот… — Вернон на несколько мгновений замялся, пытаясь восстановить в памяти нить повествования.

Мы вышли на узкий каменный мост, перекинувшийся через полотно бурной, мелкой речушки. Дальше наш путь пролегал через небольшую светлую берёзовую рощицу. Когда-то за нейухаживали, но сейчас она понемногу начинала зарастать густым еловым подлеском, понемногу превращаясь в глухую, непролазную чащу. Солнце уже задевало своим краем зубцы на крепостной стене. В траве стрекотали сверчки. Тоскливо кричала ночная птица. Ветерок, обдувавший лицо, становился всё холоднее. Крохотные язычки серых, промозглых сумерек, медленно начинали показываться из под корней и глубоких песчаных оврагов.

Кладбища же до сих пор не было видно. Либо мы где-то свернули не туда, либо оно располагалось довольно далеко. Так или иначе — следовало поторопиться. Не хотелось бы возвращаться в город по темнякам.

— Слышите, — встревоженно сказал Годфри, — Это бианьши кричит. Духобаба значица, которая скорую гибель речёт. Сегодня кто-то умрёт.

— Глупые крестьянские предрассудки, — покачал головой Вернон, — Таких призраков не существует. А кричит это бурый перелётник. У них сейчас как раз начинается период миграции на север, в преддверии летней жары.

— Глупые, не глупые, — покачал головой боец, — А завсегда когда мой тятька слышал такие крики в лесу, в нашей деревне кто-нибудь умирал. Так что я в примету верю.

— Всегда кто-нибудь да умирает, — пожал плечами лекарь, — Это неизбежный результат порочного круга жизни, который маги пытаются разорвать. Ну да ближе к делу. Так вот, осели мы в Медовище, где позже я и встретился с Генри. Приняли нас там весьма радушно — поселение давно нуждалось в хорошем знахаре, который умеет обращаться с кровоцветом, росшим на болоте неподалёку. Бенна занялась проблемами местного мужичья. Кому зуб выдернуть, кому потенцию исправить, у кого корова захворала. Я же воздвиг лабораторию и вновь вернулся к своим исследованиям, забыв обо всём на свете. Однако мир о нас забывать не собирался. Из-за сына короля, который изуродовал дочь одного из северных лордов и надругался над ней же, началась

война. Королевство раскололось на Эйденвальд и Вольную Марку. Вернее девять башен всё ещё продолжали считать север своей, пусть и мятежной территорией. Однако совет лордов объявил о своей независимости. Началась война. Медовище превратилось в пограничье. Этот край и раньше не славился молочными реками и кисельными берегами. Сейчас же по нему прошла армия. Опустошила амбары, вытоптала посевы, забрала скот, усеяла землю трупами. Напитала её кровью. Мы думали, хуже уже не будет. Но потом случилась битва за мост. Отступление, перерастающее в паническое бегство. Оставшиеся силы королевской армии попытались закрепиться на северных подступах к Деммерворту. В нашей деревне встал крупный отряд из трёх сотен человек, в сопровождении двадцати клириков ордена. Одним из сотников был Беррен.

Рощица понемногу начинала редеть. Впереди, в просветах между деревьями замаячили острые колья кованной кладбищенской ограды. Тропка некоторое время шла вдоль неё, упираясь в небольшую решётчатую калитку, с проржавевшим замком. На наше счастье засов был откинут в сторону, так что возиться с ним не пришлось. Давно никем не смазываемые петли издали неестественно громкий скрип, и мы вступили на территорию кладбища.

Где-то в кронах деревьев вновь завопил перелётник. Тоскливо. Протяжно. Зловеще. Годфри вновь вздрогнул и боязливо покосился на рощицу, оставшуюся позади. Освальд и двое других бойцов тоже повернулись назад. Долго вглядывались в просветы между деревьями.

— Чёртова духобаба, — проворчал Годфри, — Всё воет и воет. Словно преследует нас. Точно вам говорю, сегодня прольётся кровь.

— Да завали ты уже, — не выдержал один из бойцов, шедших позади, — Хорош страх наводить. И без тебя не по себе. Дай уже историю дослушать.

— Ой, да иди ты, — тихо прошипел суеверный солдат. Но спорить и перебивать больше не стал.

— Раненных солдат было много, — продолжил Вернон, — Знахарей на всех не хватало, так что и Бенну тоже привлекли к процессу. Там она познакомилась с Берреном, — лекарь тяжело вздохнул и сделал небольшую паузу. В повисшей тишине вновь послышался протяжный и тоскливый крик «бианьши».

— И на свою беду влюбилась в него, — продолжил лекарь, — Той самой безумной любовью, которая бывает с первого взгляда. Беррен же ответить ей не мог. У него в столице остались жена и ребёнок. Бенне это никак не мешало. В каком-то смысле даже устраивало, хоть я и видел, как она порой мучается от безответного чувства. Дни тем временем шли. Ранение сотника становилось всё хуже. Моя ученица предупреждала лекарей из войска, что её нужно оперировать, пока по ноге не пошёл некроз и заражение крови. Носила им припарки и настойки, какими следовало обрабатывать рану. Они же в ответ лишь разводили руками, а лекарства выкидывали. Дело в том, что над ними уже тогда стояли клирики из ордена, которые заявляли, мол всё это ересь и ведьмовство, а лечить нужно лишь чистой водой, бинтами да словом божьим.

— Страшно подумать, сколько солдат они таким образом угробили, — Освальд сплюнул и попал точнёхонько на чей-то надгробный камень. Основание его заросло мхом, а надпись давно уже стёрлась ветрами и дождями, так что определить владельца было уже невозможно.

— Никого это тогда не интересовало, — покачал головой Вернон, — После войны творился хаос, а орден забирал себе всё больше и больше власти. Никто уже и не решался с ними спорить. Никто, кроме Бенны, — лекарь замолчал и отвернулся. Было видно, что для него это очень личная история. Похоже парень винил себя в смерти своей ученицы, — Однажды ночью она пробралась в палатку,ъ где лежали раненные. Нашла Беррена. Осмотрела его рану и поняла, что дела у сотника совсем плохи. Лекари его запустили. Начались сепсис, гниение, некроз тканей и жар. Сотник метался в бреду. Ногу спасти было нельзя, но никто из войсковых лекарей не решался её отнимать, а время солдата было на исходе.