Меж двух огней

Коган Мстислав Константинович

Рассвет раскроет наши души,

Объятья солнцем опалит,

И уж ничто их не разрушит,

Никто уж нас не разлучит.

Двое парней, встали, подошли к нам. Подхватили потерявшего сознание десятника и не сговариваясь потащили его к проходу в гостиничное крыло. Там в одной из комнат Вернон оборудовал себе нечто вроде операционной. Лекарь тоже последовал за ними не говоря ни слова. Я же немного постоял, ища взглядом свободное место. Потом подсел к сержанту, расположившемуся за одним из дальних столиков. Видел он в гордом одиночестве, лениво ковыряя ложкой давно остывший ужин и размышляя о чём-то своём.

— Как прогулка? — криво ухмыльнулся

он, смерив меня встревоженным, но в то же время слегка насмешливым взглядом.

— Дерьмово, — ответил я, усаживаясь поудобнее и жестом подманивая к себе одну из трактирных девок, сновавшую меж столов с небольшим подносом в руках.

— Если вы вернулись живыми, значит не так уж и дерьмово, — сержант пожал плечами и взял с подноса одну из кружек.

— Мне чего-нибудь пожрать и выпить, — бросил я трактирной девке, — Пожрать — горячего, выпить — того, что не пьянит.

Та коротко кивнула и тут же с опаской покосилась в сторону Айлин. Однако девушка не обращала на неё никакого внимания, вновь полностью отдав себя инструменту и песне.

Но что-то вдруг переменилось,

Запахло дымом факелов,

Наше укрытье окружила,

Толпа озлобленных воров.

— Не все вернулись живыми, — мрачно бросил я, откинувшись на спинку стула и прикрыв глаза, — Усталость давала о себе знать, — Мы…

В этот момент моего плеча осторожно коснулась чья-то рука. Передо мной стояла одна из девок, присоединившихся к отряду в Вестгарде. Низенькая, темноволосая, с чуть полноватым лицом, весьма внушительным бюстом, обтянутым тугим шнурованным корсетом из грубой ткани. Её серые глаза встревоженно впились в меня. Некоторое время она молчала, то ли боясь задать свой вопрос, то ли опасаясь услышать на него ответ. Впрочем, озвучивать его не было никакой необходимости. Я уже догадался о чём именно она хочет спросить.

— Сожалею, — слова нождаком скребли глотку, так и норовя застрять в ней. Встать поперёк, уцепившись за стенки, лишь бы не вылетать из моего рта, — И соболезную. Он погиб в бою.

Губы женщины задрожали. В уголках глаз сверкнули искорки подступающих слёз.

— Могу лишь утешить тем, — голос был холодным и отстранённым. В нём то и дело проскальзывали металлические нотки. Это говорил не я, а кто-то другой. Кто-то у кого внутри не сжималось всё от горечи, позора и злости. Кто-то, кому было плевать и на убитого бойца и на женщину, только что потерявшую любовника, а, быть может и потенциального мужа, — Что ушёл он так, как подобает воину. Погиб в бою, с оружием в руке, а не стоя на коленях и умоляя о пощаде.

— Где… — голос маркитантки предательски дрогнул, не дав ей закончить вопроса. Впрочем, я и без слов понял, что именно она хотела узнать.

— Мы положили его в хлеву. Похороним завтра утром так, как велит нам наш обычай. Если хочешь попрощаться, то…

Дальше слушать меня она не стала. Подняла отрешённый, ничего не выражающий взгляд и чуть покачивающейся нетвёрдой походкой направилась к двери. Плечи её то и дело содрогались от беззвучного плача. По щекам катились ручейки слёз.

— Дерьмо, — поморщился я, принимая у служанки поднос с дымящейся тарелкой и пенящейся кружкой, — Ненавижу такие моменты. Твою мать, вот специально же набирали отщепенцев и одиночек. Нет, они и тут переженихаться успели.

— Не в твоих силах запретить естественный порядок вещей, — пожал плечами Бернард, — Тем более, что ты и сам бы тогда нарушил собственный же запрет, — сержант бросил красноречивый взгляд сначала на меня, затем на сидевшую в центре зала девушку.

Та продолжала петь казалось бы, не обращая внимания ни на что вокруг. Однако на её побледневшем лице угадывались следы с трудом скрываемой тревоги.

Со двора донёсся приглушённый плач, постепенно переходивший в протяжный, полный боли и отчаянья вой. Мне уже доводилось слышать такой. В приречье, после стычки с крестьянами. Только там потерю мужа оплакивала баба, которую мы видели в первый и в последний раз. Мужа, который вышел против нас с оружием в руках и поплатился за это. Сейчас же ситуация была совершенно иной. Одна из наших, оплакивала нашего бойца, погибшего из-за моей дурости и неосмотрительности. И от этого становилось совсем хреново.

— А вот это тоже естественный порядок вещей? — поморщился я, отодвинув от себя поднос с едой. Пахла она аппетитно, но кусок в горло лезть не хотел.

— Да, — равнодушно пожал плечами сержант, — Вполне естественный, для любого, кто решил взять в руки меч. И для любой, которая решила связать свою судьбу с таким мужчиной, — Он немного помолчал, вновь смерил меня чуть насмешливым взглядом и добавил, — И яб на твоём месте не питал иллюзий насчёт вас с ней. Однажды, когда тебе изменит удача, она окажется, — Бернард кивнул в сторону Айлин, а затем указал на дверь, — на её месте. Впрочем, — сержант на мгновение осёкся, но затем решил закончил мысль, — Вспоминая, что у вас обоих шило в жопе, уж не знаю, кому госпожа-фортуна даст возможность порыдать над трупом другого. Но кому-то всё-же придётся. Мне то казалось, что ты это понимаешь.

— Понимаю, — мрачно процедил я, — Но одно дело осознавать разумом и совсем другое — принимать сердцем. Вряд-ли у меня хватит сил на последнее.

Над столом повисла тишина, нарушаемая лишь чуть прерывистой мелодией лютни и последними строчками песни.

Багрянец сжёг твои одежды,

Огонь всю кожу опалил,

И растворилась вся надежда.

Под слоем траурных белил,

— Что ж… — бросил сержант после долгого молчания, посмотрев на меня со смесью уважения и всё той же лёгкой насмешки во взгляде, — Парень, ты меня удивил. Не все могут понять разницу. А особенно глупые начинают бахвалиться тем, что смеются смерти в лицо, не задаваясь такими вопросами. То, что ты не из таких, конечно, радует, но если ты и дальше будешь принимать всё так близко к сердцу, то тебе стоит крепко задуматься, а то ли ремесло ты вообще выбрал.

— В том и дело, что не я выбирал его, а оно — меня.

— Чушь, — ухмыльнулся сержант, — Выбор есть всегда. Разве что, делаем мы его, не задумываясь о последствиях. А когда они нас настигают — начинаем скулить, мол мы не этого ждали и не этого хотели. И тогда жизнь снова ставит перед нами выбор. Весьма простой. Продолжать жалеть себя и скулить, падая на самое дно и утягивая всех за собой. Или же сцепить зубы и продолжать идти дальше, не обращая внимания на удары судьбы.

— Думаешь, настал момент…

— Понять из какого ты слеплен теста и годишься ли вообще на роль нашего командира, — Бернард не дал мне договорить, — Думаю он пришёл уже давно. Просто у тебя раньше не было времени поразмыслить над этим, как следует. А сейчас оно появилось — вот тебя и накрыло.

— Меня накрыло потому, что погиб мой человек, — я старался говорить холодно и отстранённо, но в последний момент голос предательски дрогнул.

— Они и раньше погибали, — равнодушно пожал плечами сержант, потянулся к кружке и сделал из неё большой глоток, — Причём куда в большем количестве. Что изменилось сейчас?