Между Амуром и Невой
Шрифт:
— Это что получается, — возмутился Лыков, как бывший солдат. — Австрияк написал сюда…
— Как майор майору, — ехидно вставил Челубей.
— …и наш смотритель своею властью пойманному с поличным шпиону заслуженное наказание облегчил?
— Верно.
— Ну у вас тут и порядки, — только и вымолвил Алексей, а про себя решил, что так этого не оставит; покатает ещё Кость свою тачку.
— Вот, возможно, самый забавный персонаж нашего заведения, — Наговицын ткнул пальцем в нового арестанта. Хлипкого сложения, седенький и уже сильно не молодой, он был одет несколько рассеянно, но аккуратно. Взгляд человек имел странный: задумчивый, устремленный в какие-то, одному ему видимые пространства… Кандалы тихонько позванивали на ногах чудака и, очевидно, нисколько ему не мешали.
— А он в своем ли уме?
Митрофан хохотнул:
— В самую
— За что это приват-доцента, да в каторгу?
— Сноговский участвовал в ограблении ювелирного магазина Казакова в Гостином дворе.
— Не может быть! — воскликнули питерцы. — Этот божий человек?
— Вот-вот. Сей божий человек прожёг «шопенфиллерам» два несгораемых шкапа с бриллиантовыми украшениями. Причем именно прожёг, каким-то особенным лучом собственного изобретения. В магазине полиция нашла машину Сноговского и электрическую батарею, которую он позаимствовал из института. Батарея и выделяла этот луч. Вся приблуда весила несколько пудов. Налетчики разобрали стену из соседнего помещения, втащили вчетвером машину, а взяв камни, смылись, бросив приват-доцента с его железяками. Тот постоял, поохал да и тоже убежал; но по батарее его сыскали и дали шесть лет каторжных работ. А «шопенфиллеров» и сверкальцы [120] так и не нашли…
120
Драгоценные камни (жарг.)
— Луч Сноговского прожег листовую сталь? — заинтересовался Челубей. — Не может того быть. Это же такое важное изобретение получается!
— Я читал его статейный список в канцелярии. Всё было так, как я вам рассказываю.
— Да его не в каторгу надо, а в науку! Пусть развивает свои лучи на пользу российской промышленности.
— Некоторое время его держали военные, но потом объявили шарлатаном и отдали полиции. Это есть в его деле.
— Я хочу с ним поговорить о его изобретении, — неожиданно загорелся Недашевский. — В корпусе физику хорошо преподавали, я ее любил — пойму. Только он рассказывает ли о об этом?
— А ты дай ему коробку папирос, он тебе всю душу раскроет. Страдает очень приват-доцент без курева.
Яков так и сделал. Беседа его с изобретателем длилась более получаса. Лыков с Наговицыным стояли поодаль, а Сноговский что-то охотно, даже с жаром объяснял Недашевскому и чертил прутиком на земле длинные формулы. Исписал их два аршина; Челубей переспрашивал, морщил лоб, кивал головой… Однажды до слуха Алексея долетела фраза, сказанная изобретателем-«шопенфиллером»:
— …Если человечество научится вырабатывать электричество большой мощности, я смогу дугой Вольта резать и сваривать металлы любой толщины, строить мосты, изготавливать без единой заклепки броненосцы! В металлической промышленности откроется новая эра! [121]
121
Видимо, Сноговский самостоятельно изобрел и использовал электродуговую резку металлов. Официальным изобретателем ее считается русский ученый Н.Н.Бернадос; первые опыты были произведены в 1881 году.
В конце беседы Челубей уважительно пожал лектору руку, подарил рубль на курево и вернулся к своим спутникам. Он был сильно озадачен.
— Ну, не знаю. Я понял меньше половины, но, если этот человек прав, его изобретение сулит переворот в целом ряде отраслей хозяйства. А его — в Сибирь, в кандалах…
Последняя удивительная встреча ожидала тоуристов уже при входе в свой балаган. Им попался огромного роста негр, у которого из-под арестантского халата высовывалась синяя ливрея с золотыми басонами!
— То Абдулка, — пояснил Наговицын. — Майор Кандыба сдает его внаём ресторану «Счастливое место» — стоять на входе. Народ так и валит!
— Как он здесь оказался?
— Прислали по 1523-й статье [122] . Долбодятел! Найти негра в Петербурге — это даже нашей полиции по силам. Чем думал?
Вечером, неожиданно для Лыкова, в стенах тюрьмы прозвучала фамилия Таубе. Они с Челубеем сидели в пересыльном бескандальном отделении и ожидали ужина. За столом
122
1523 ст. Уложения о наказаниях: растление девицы, не достигшей 14-ти лет, если оное было сопровождаемо насилием.
123
В 1885 г. по «схеме Юрковского» уголовные ограбили гродненское казначейство.
— Эх, вот человек, — вздохнул один из слушателей, известный на юге России налётчик Решетов. — Его бы сюда! Утекли бы вместе, и в Иркутск; там казначейство дюже богатое. Разломали бы, да и в Америку…
— С серсами везде хорошо, — философски заметил другой собеседник, бродяга Лямин. — Без них плохо. А что, товарищи, не сыграть ли нам в «три листка»?
— Чего с тобой, раклом, играть, — ухмыльнулся Решетов, — когда ты третьего дня всё Болдохе спустил.
— А ты глянь вот сюда, — со значением сказал Лямин. — Вишь, какая штука! Барская. Ставлю в пару «буланых».
И он выложил на стол тетрадь в потёртом кожаном переплете, в какие обычно записывают хозяйственные счета или дневниковые заметки.
Каторжники принялись разглядывать тетрадь и сразу же её разбранили.
— На кой пёс она нужна? Бесполезное кле. В нужник с ней ходить — так мох есть, а он бесплатный. Выкрасить, да выбросить… Вишь, и страницы многие вырваны! а он в два «буланых».
— Это я сам на самокрутки пустил, — объяснил «пустынник». — На камне ее нашёл, в тайге, о прошлом годе. Но ещё страниц два-на-десять осталося; бумага, гля, какая тонкая! Ну, давайте на плитке [124] сойдемся.
124
Плитка — рубль (жарг.)
— Что хоть там написано? — заинтересовался самый грамотный из компании, политик Загадашников. — О! Первый лист уцелел. Так, так… «Дневник военно-топографической экспедиции Главного штаба». Что-то казенное и давнишнее. «Начат июня 14 дня 1863 года Гвардейского штаба поручиком бароном Рейнгольдом Августовичем фон Таубе».
Лыков вскочил с места, как на пружинах, и подбежал к игрокам, раскладывавшим уже карты.
— Как ты сказал — Рейнгольд фон Таубе?
И он бесцеремонно вырвал тетрадь из рук Бомбиста и стал внимательно её разглядывать. Старая, изрядно пожелтелая, и почти все страницы уже вырваны. Писано чёрными чернилами, аккуратно и разборчиво. На титуле, действительно — Рейнгольд фон Таубе, барон. И облатка наклеена с гербом. Неужели отец? а это его ежедневник? Виктор за всё время их знакомства не обмолвился о родителе ни словом…
— Ну, что, берёшь? — с надеждой в голосе спросил Лямин. — Два с полтиной всего.
Все дружно рассмеялись, и Алексей вместе с ними.
— Эх, ты, костяная яишница! На вот, держи и будь доволен.
Он бросил бродяге полтинник и забрал тетрадь. Пояснил заинтригованному обществу:
— Поручик у меня был в роте, на турецкой войне — Виктор Рейнгольдович Таубе, барон. Талыгай не из яманных. [125] Возможно, это его отца бумаги; разобраться хочу.
Арестанты вполне удовлетворились этим объяснением и принялись за карты, причем радостный Лямин сразу стал выигрывать. Алексей же уселся поближе к свету и начал разбирать дневник.
125
Военный не из плохих (жарг.)