Между гордостью и счастьем
Шрифт:
— Почему это происходит?
— Девушки предпочитают молодых людей, за плечами которых можно укрыться, как за стеной. Я же сейчас целиком завишу от Холдена.
— Брюс немного рассказывал нам с Лиссой об этом, — призналась Марибелл.
— Что ж, тогда ты в курсе моих проблем, не так ли?
— Но почему так происходит? Неужели тебе не удается найти какое-нибудь интересное занятие?
— Мне удается найти какое-нибудь временное занятие. Мне удается найти какое-то скучное занятие. Я не могу долго этого выносить, и бросаю работу раз за разом. Но хочу сказать, что
— Мне кажется, это достойно уважения.
— Но в глазах окружающих это выглядит совсем иначе. Знаешь, меня считают неудачником. Конечно же, они правы.
— Не стоит так говорить…
— Но это правда, Марибелл. Беда в том, что я с малых лет видел яркий талант Холдена. Я наблюдал за удивительными способностями Тайлер. Но у себя я не обнаруживал даже малой доли подобного таланта. Я не обладаю сколько-нибудь ярко выраженными способностями. Я не нашел у себя склонности к той или иной деятельности.
— Ты, наверное, сдался. Ты даже не искал толком, признайся?
— Может быть, и сдался. Не найдя талантов у себя, я не стал искать, что можно развить. Но я смотрел на Холдена, я видел, что он делает. Поняв, что сам на такое не способен, я мысленно поставил на себе крест.
— В жизни не слышала ничего глупее, — возмущенно произнесла Марибелл.
Какой-то участок пути они ехали в молчании.
Потом Марибелл вспомнила:
— Кажется, Брюс говорил о том, что у тебя были шансы в качестве фотомодели.
— Может быть, и были, — спокойно ответил Уоррен. — Но я считаю, что это унизительно — зарабатывать на жизнь фотографированием лица и тела. Или даже выходами на подиум. В этом снова не будет моей заслуги, я просто буду использовать собственную внешность. Внешность мне дала природа. И опять выходит, что сам по себе я ничего не стою.
— А как насчет игры в кино? Там, помимо внешности, нужно еще и обаяние, и умение держаться перед камерой. Есть спектакли, мюзиклы, в конце концов.
— Я никогда об этом не думал, — ответил Уоррен. — Нет, то есть, конечно же, какие-то мысли насчет кино у меня были. Но нужно, чтобы агент искал роли, рыл землю, был заинтересован в тебе. А я… В свое время я в грубой форме послал своего агента, заявив, что сниматься для рекламы мыла больше не желаю. А ведь это было самое начало. Возможно, потом он и захотел бы заняться поисками ролей для меня. Но я уже все испортил. Что касается театра, то там нужно специальное образование, подготовка, драма, пластика… С этим я несколько запоздал.
— Какое же у тебя образование? — поинтересовалась Марибелл.
— Ты вправду хочешь об этом услышать?
— А что в этом удивительного? Мне интересно.
Уоррен пожал плечами:
— Просто я отвык от внимания к себе. Что кто-то интересуется моими делами.
—
— А?
— Мы можем где-нибудь остановиться и выпить чая?
— Ты голодная? — догадался Уоррен.
— Да, — смущенно призналась Марибелл.
— Действительно. Ты же весь день не показывалась и не выходила из комнаты. Конечно, нам надо где-нибудь остановиться и перекусить. Миль через семь должна быть небольшая придорожная закусочная.
Уоррен не обманул. Закусочная с лаконичным названием «Сэндвич» и впрямь показалась на горизонте через некоторое время.
Уоррен припарковал машину на стоянке возле закусочной. Они с Марибелл прошли внутрь, выбрали столик почище. Тут же рядом с ними материализовалась официантка с небольшими меню, запаянными в прозрачный пластик.
— Я буду сэндвич с курицей и салатом, яичницу с беконом, сок и кофе, — быстро определилась Марибелл.
— Я буду чай, — лаконично сказал Уоррен.
— И все? — удивилась она.
— Да.
Что-то в глазах Уоррена подсказало Марибелл: возможно, он боится, что ему не хватит денег.
— А, может быть, все-таки что-то посущественнее чая? — легко сказала она. — У меня завалялась кое-какая мелочь, неплохо было бы от нее избавиться.
— Тогда мне еще сэндвич с тунцом, спасибо. Горчицу не класть.
Официантка отошла, а Уоррен тихо сказал:
— Спасибо, Марибелл.
— Не за что. Ты же отвозишь меня домой. Будем считать, что это компенсация за твое потраченное время.
— Но мне не надо компенсаций. Может быть, мне приятно твое общество?
Марибелл на мгновение замерла. У нее засосало под ложечкой. И слегка похолодело внутри.
— Может быть, или в самом деле приятно? — осторожно поинтересовалась она.
— В самом деле приятно.
— Что ж…
Марибелл не знала, что сказать дальше. Выручила официантка, которая быстро и ловко принялась раскладывать перед ними столовые приборы. А вскоре подоспел и чай, сок, кофе с сэндвичами. Марибелл и Уоррен принялись за еду.
Марибелл и не представляла себе, что так сильно проголодалась.
Они поели за пятнадцать минут. После чего расплатились, совместно набрав нужную сумму. При этом они смущенно переглядывались и хихикали, как два подростка. Вернулись в машину. Уоррен включил радио, и дальше они ехали в молчании, но с музыкой.
Марибелл принялась было думать: Уоррен может молчать потому, что теперь жалеет о своей откровенности. Но, похоже, Уоррен чувствовал себя хорошо. Он вел машину, чуть напевал себе под нос в такт песне из приемника, и в целом выглядел вполне довольным жизнью.
Когда они въехали в город, он спросил Марибелл, где она живет, и Марибелл назвала ему адрес.
Через полчаса он затормозил машину у подъезда ее дома.
— Вот и приехали, — улыбнулся он.
— Да. Еще раз огромное тебе спасибо. Ты даже не представляешь, как сильно выручил меня.
— Отчего же. Представляю. Но мне действительно было приятно отвезти тебя.
Марибелл взялась было за ручку двери, чтобы выйти из автомобиля.
— Марибелл, — позвал Уоррен.
Она обернулась.