«Между Индией и Гегелем»: Творчество Бориса Поплавского в компаративной перспективе
Шрифт:
Действительно, если согласиться с тем, что путешествие Пима, нарратора «Рукописи, найденной в бутылке» и Васеньки с компанией надо рассматривать как инициатическое, выбор Южного полюса предстает еще более семантически нагруженным, нежели выбор Северного. Во-первых, путь на юг чреват еще бьлылими испытаниями, чем путь на север, главное из которых — испытание жарой, которой в алхимическом процессе соответствует этап calcinatio, прокаливания. Через это испытание проходит и Пим, и пассажиры «Инфлексибля». Особое значение в данном контексте придается пересечению Красного моря, о чем говорилось выше. Некоторые авторы устанавливают такую последовательность операций, согласно которой calcinatio предшествует solutio [347] ; к слову, в «Аполлоне Безобразове» сначала приходит страшная жара, а уж затем разражается буря. Понятно, что если бы путешественники двигались на север, им бы не удалось подвергнуться прокаливанию. Во-вторых, сакральная география юга позволяет примирить две противоположности — жару и холод: парадоксальным образом, чем дальше двигаешься к югу, тем холоднее становится, но затем неожиданно вновь возвращается тепло. Правда, похожая температурная динамика приписывалась и северным широтам; как отмечает Е. Головин, «согласно магическому воззрению, за крайним арктическим барьером лежат неведомые страны, где
347
Например, алхимик XVI века Иосиф Кверцетанус (Quercetanus); см.: Юнг К.-Г.Психология и алхимия. С. 257.
348
Головин Е.Лексикон. С. 518.
349
Блаватская Е. П.Тайная доктрина. М.: Эксмо-пресс; Харьков: Фолио, 2002. Т. 2. Антропогенезис. С. 20.
Отмечу, что князь Михайла Щербатов, автор утопического романа «Путешествие в землю Офирскую г-на С… швецкаго дворянина» (1784; опубликован в 1896 г.), также полагал, что за поясом льдов лежит земля со вполне умеренным климатом. Координаты Офирской земли, жители которой говорят на санскрите, примерно соответствуют координатам Антарктиды, открытой спустя десятилетия после создания романа [350] .
Интересно, что Терезе снится сон, в котором она переходит из горячей среды в холодную. В этом сне каббалистические мотивы выражены языком, поразительно напоминающим язык Сартра эпохи «Тошноты» [351] : Терезе снится, что сквозь страшный дождь (мотив потопа) ее ведет ангел по горной дороге (символизирующей путь инициации), они выходят на возвышенность, озаренную темно-желтой луной, дождь прекращается, и, в страшной тишине, Тереза видит отвратительное дерево, чьи ветви похожи на извивающихся змей или на руки человека, протянутые к небу:
350
По мнению Д. В. Бугрова, «Офирия — перемещенная к Южному полюсу Россия <…>» («Надежда» в Антарктиде: загадки офирской утопии князя М. М. Щербатова // Известия Уральского государственного университета. 2006. № 47. С. 291).
351
Роман «Тошнота» вышел в свет только в 1938 году, хотя работа над ним продолжалась около восьми лет. Первое его название — «Меланхолия», по знаменитой гравюре Дюрера; о мотиве меланхолии у Поплавского см. главу «„Демон возможности“: Поплавский и Поль Валери».
Прямо перед нею стояло не очень большое дерево и — о, отвращение, — несмотря на полное отсутствие ветра, казалось, ураганом склоненное по направлению к луне, но что было еще ужаснее, оно, как увязающий в песке человек с вытянутыми к небу руками или как невиданное сборище змей, маленьких, оплетших более большие, все в непрестанном движении, как бы корчилось на месте и не могло сойти с него.
И так бесшумно, беззвучно под тусклыми лучами извивалось оно и тряслось, склонялось и вновь выпрямлялось на месте, и от напряжения кровь выступала на его ветвях. И голос сказал:
— Горе! Горе! вот что стало с деревом жизни.
Щемящая жалость, смешанная с отвращением, сотрясали Терезу, в то время как дерево, как волосы, стоящие на голове умирающего, вдруг все повернулось к ней, отчаянно вытягиваясь в ее сторону, как будто звало и манило ее отчаянными жалкими жестами и корчами, и вновь кровь текла по нему и, казалось, кипела, ибо дерево сгорало от жажды и молило Терезу приблизиться ( Аполлон Безобразов, 158).
Это дерево напоминает о самоубийцах и мотах, превращенных в деревья и помещенных Данте во второй пояс седьмого круга Ада:
И как с конца палимое бревно От тока ветра и его накала В другом конце трещит и слез полно Так раненое древо источало Слова и кровь; я в ужасе затих. И наземь ветвь из рук моих упала [352] .И Тереза решается приблизиться к этому дереву жизни, ставшему деревом смерти; дерево обвивается вокруг нее и начинает засасывать, растворять ее в себе:
352
Данте Алигьери.Божественная комедия / Пер. М. Лозинского // Данте Алигьери. Новая жизнь. Божественная комедия. М., 1967. С. 128. «Come d'un stizzo verde ch'arso sia / da l'un de'capi, che da l'altro geme / e cigola per vento che va via, / si de la scheggia rotta usciva insieme / parole e sangue; ond'io lasciai la cima / cadere, e stetti come l'uom che teme».
Теперь, казалось, она была проглочена и сдавлена, со всех сторон облеплена жирными поверхностями, мерно всасывалась, медленно опускалась, проваливалась куда-то все ниже и ниже ( Аполлон Безобразов, 158).
Я уверен, что образ дерева-антропофага был заимствован Поплавским в романе-коллаже художника-сюрреалиста Макса Эрнста «Сон маленькой девочки, которая захотела стать кармелиткой» («R^eve d'une petite fille qui voulut entrer au Carmel»), опубликованном в 1930 году [353] . Один из коллажей изображает героиню, выходящую из дерева, в ветви (похожие скорее на гигантские листья) которого вплетены корчащиеся человеческие фигуры. Подпись под коллажем гласит: «Марселин-Мари, выходящая из дерева-антропофага: „Все мои колибри имеют алиби, и сотня глубоких достоинств покрывает мое тело“» [354] .
353
Во втором варианте финала «Аполлона Безобразова» в кармелитский монастырь уходит Тереза.
354
К коллажам Эрнста отсылают также и некоторые другие пассажи «Аполлона Безобразова»; например, коллаж, на котором изображена Марселин-Мари, помещенная в цилиндрообразную полую фигуру и окруженная белыми голубями, напоминает описание комнаты Терезы: «В широкой светлой комнате с разбитыми стеклами Тереза кормит голубей, и они, как белые живые письма, летают вокруг нее и садятся на руки и на плечи. Она смеется, по-детски меняет голос, приговаривает, лаская их, вытягивает губы, склоняет набок голову. Но только вошел я, все наполнилось переполохом, биением крыльев и испуганным клекотом. Как будто то ангелы наполняли комнату и, толкаясь, спешили ее покинуть при виде грешного человека» ( Аполлон Безобразов, 120–121). Под коллажем Эрнста имеется надпись: «…вы больше не будете бедными, голуби с бритыми головами, под моим белым платьем, в моем колумбарии. Я принесу вам дюжину тонн сахара. Но не прикасайтесь к моим волосам!»
Другой пример: коллаж, изображающий крест, распятую на нем демоническую фигуру и у подножия креста героиню в венчальном платье. Подпись гласит: «Марселин-Мари: „Мое место у ног милосердного супруга“. Волос: „Мечтать, одевать, лепетать в больную Пятницу“». Ср. с текстом, произносимым Терезой, о необходимости прижать к сердцу Люцифера.
Затем оказывается, что это уже не дерево, а желудок, желудок Адама, в котором медленно переваривается все человечество:
Все было слабо озарено тусклым, как будто газовым свечением и разделено перепонками, углублениями, наподобие системы каналов с многочисленными поворотами. И вдруг Тереза поняла, что то, что она сперва принимала за сдавленные и размытые тряпки или слои, было наполовину переваренными человеческими существами. «Это желудок Адама», — пронеслось в ее голове. Раздавленные, смятые и разъеденные, но явственно еще живые и даже одетые люди текли равномерно, один соединенный с другим, как смытый водой рисунок, скошенный и слезающий, или фотографическое изображение, не в фокусе снятое. У одного лицо было совершенно набоку, у другого одна нога была будто нормальна, но зато другая была чудовищно вытянута и, как длинная черная макаронина, длилась еще и за поворотом пути. И все это смешанное, спутанное: и лица, и платья, какие-то даже мундиры и неправдоподобные короткие пальто, — ползло, равномерно движимое неторопливыми глотательными пульсациями слизистых стенок ( Аполлон Безобразов, 158).
Тереза, которая постепенно превращается в недифференцированную, аморфную массу, похожую на плазму, переваривается Адамом Кадмоном, Предвечным человеком, мистическим антропосом, части тела которого соответствовали, согласно каббалистам, системе сфирот. Как показывает Г. Шолем, «сравнение сфиротс человеком встречается в Зогаре столь же часто, как и сравнение их с деревом» [355] .
Наконец, она чувствует, что происходит смена среды:
355
Шолем Г.Основные течения в еврейской мистике. М.: Мосты культуры, 2004. С. 273.
Теперь она была уже не в горячей массе, а в какой-то иной — холодной, не то летящей, не то скользящей среде, как бы проваливаясь куда-то извне внутрь с тоскливым «чувством подымной машины».
Медленно Тереза достигла дна, ужасный, нездешний холод охватывал ее, что-то абсолютно черное, немое и ледяное, не допускающее ни малейшего движения, не пропускающее ни звука, ни света, и страшное, невыразимое, нездешнее одиночество наполнило ее всю ( Аполлон Безобразов, 159).
«Изжеванная, унесенная, вываренная», она теперь «вкована в лед», подобно грешникам в девятом круге Дантова ада: «Так, вмерзши до таил ища стыда / И аисту под звук стуча зубами, / Синели души грешных изо льда» [356] . Ледяное озеро Коцит (греч.: плач) Данте локализует в центре Земли, и образуется оно из потока слез Критского Старца, эмблематически представляющего человечество: этот поток вначале называется Ахерон, затем образует болото Стикса, еще ниже становится рекой кипящей крови Флегетоном, потом пересекает лес самоубийц и пустыню, в которой идет огненный дождь, наконец, превращается в водопад и, свергаясь вниз, оледеневает [357] . Характерна динамика изменения температуры, которую мы уже наблюдали у По и Поплавского: от горячего к холодному. Люцифер помещается Данте в самый центр Джудекки, четвертого пояса девятого круга, где он возвышается по грудь изо льда.
356
Данте Алигьери.Божественная комедия. С. 212. «Livide, insin la dove appar vergogna / eran Г ombre dolenti ne la ghiaccia, / mettendo i denti in nota di cicogna».
357
См. комментарии Лозинского: Там же. С. 548.
Когда Вергилий и Данте, спустившись с земной поверхности в северном полушарии, достигают поясницы Люцифера, находящейся в центре Земли, Вергилий переворачивается головою внизи, перейдя таким образом из северного полушария в южное, начинает подъем головою вверх [358] . Реверсия движения (чтобы подняться наверх, надо спуститься вниз), которая играет важнейшую роль в эсхатологическом миропонимании, оказывается ключевым понятием дантовской земной и небесной архитектоники. Поплавский демонстрирует свое знакомство с этим принципом, когда пишет, что Тереза проваливается«куда-то извне внутрь с тоскливым „чувством подымноймашины“» (курсив мой. — Д. Т.) [359] .
358
Там же. С. 594.
359
М. Ямпольский, упоминая об интересе Хармса к теории полой Земли, объясняет его тем, что теория подразумевает особую топологию соотношений верха и низа: «Дыра-окно позволяет как бы вывернуть мир наизнанку, превратить верх в низ и наоборот. Опускаясь, ты, как в „Божественной комедии“, оказываешься наверху, взлетая вверх, опускаешься вниз» (Беспамятство как исток. С. 338).