Между нами секрет
Шрифт:
– Ни хрена смешного, – гремит голос Жарова, неожиданно подпортив общее веселье.
Все внимание переключается на нас, на меня. Я чувствую себя неловко, потому что юбка с майкой облепили тело и медленно, но верно замораживают. А еще на мне белье без поролона, и… ну, хорошо, что я в куртке, пусть и насквозь промокшей.
Делаю шаг за секунду до того, как рука Ярика собирается по-хозяйски приземлиться на мою талию и направить вперед. Ускоряюсь, точно «фалконы» Илона Маска на старте. Только Жаров все равно тенью следует за мной, намеренно цепляет плечом придурка, что нас толкнул.
И все же перед автомобилем торможу. Наши глаза встречаются в приглушенном свете луны и тусклого уличного фонаря. В его – вопрос.
– Я тебе машину залью, – бормочу.
– Там кожаный салон, садись уже.
Он будто не договаривает старое-доброе «не беси меня». Раньше я часто слышала, это казалось мне милым.
Пока наблюдаю, как с юбки на землю тонкой струйкой течет вода, изнутри открывается дверь. Меня подгоняет холодный ветер, приходится сесть и зажмуриться, чтобы не видеть ужас в боковом зеркале, то есть мое отражение. Украдкой тру под глазами, но, кажется, делаю только хуже.
– Что опять не так? – Развожу руками раздраженно, заметив, как Ярик косится.
– Пристегнись.
– И ремень намочить? Просто уже довези меня домой и не убей!
– Сложно будет, – бурчит, но натягивает поперек моей груди этот дурацкий ремень!
Я невольно клацаю зубами, он включает печку, а потом еще и стаскивает с себя куртку, чтобы набросить на меня. Глотаю все слова возмущения и отворачиваюсь, только бы не смотреть на накачанные американские бицепсы, чтоб их!
За окном мелькают огни, постепенно согреваюсь и оттаиваю. Злости остается все меньше, на смену приходит тихая радость. Сколько ночей подряд я мечтала, чтобы Ярик просто был рядом, и вот он здесь. Я правда искренне рада Жарову, хоть никогда и не признаюсь.
Стерильную тишину нарушает приятная музыка. Я лениво поворачиваю голову, рассматриваю красивый профиль, запоминаю мелочи: новый шрам над бровью, татуировки на пальцах, ну и конечно явную прибавку в мышечной массе. Вношу исправления, чтобы рисовать в голове образ выпускника университета, а не того семнадцатилетнего Ярика. Хотя тот все-таки роднее…
Он ловит меня за бесстыдным занятием на одном из светофоров. Щеки вспыхивают разом, и я тотчас решаю защищаться.
– Что ты забыл на вечеринке? Как вообще попал туда?
– Спасибо, Ярик, что спас, я чуть не утонула, – забавно передразнивает писклявым голосом, приходится даже проглотить смех. – Меня старший брат Вали пригласил. Артур, если ты его помнишь.
Я помню все.
– Дома был уже?
– Да. Получилось, что прилетел раньше, а там никого, кроме домработницы, нет. Кстати, новая меня не знает, на порог не пускала. Хорошо, охранники старые, хоть машину из гаража взял. А что с Лидой? Она столько лет на отца работала.
– Переехала вместе с семьей. Ты мог бы позвонить.
– Да никто трубку не взял. – Я лишь открываю рот, когда он укладывает на лопатки: – Твоего номера у меня нет.
А я его в глупой надежде не меняла с тех самых пор… дура.
Наверное, замолкаю я слишком явно, но мне резко становится некомфортно. Все связующие ниточки с прошлым оказываются разорваны в хлам, на соседнем сидении – почти незнакомый парень, в груди – беспросветный холод, в волосах – беспорядок. Красноречиво молчу с миллионом вопросов на языке, что собиралась задать ему: и про футбол, и про Кристину, его крестную, у которой он первое время жил, и о том, как оказался в Лиге плюща. «И про мулатку Грейси с фотографий», – нашептывает голос разума, пока сердце пытается игнорировать очевидные вещи. У Ярика ведь все хорошо там, в другом, далеком от меня мире. И совсем скоро он туда вернется.
– Куда ты дела очки? – спрашивает, а я почти с яростью отбиваю подачу.
– Сделала коррекцию зрения.
Что значит его эта новая повторяющаяся ухмылка?
– А пирсинг откуда?
Я заправляю прядь волос и провожу пальцами по исколотому уху. На самом деле, пирсинга гораздо больше – физическая боль помогала справиться с демонами в голове. Каждый раз, когда терпеть становилось невыносимо, я бежала прокалывать что-то. Часть даже успела зажить.
Слишком тяну с ответом, кожа на левой щеке начинает гореть – теперь он рассматривает меня. Ловлю взгляд, ускользающий ниже по шее. Натягиваю куртку до подбородка.
– Соски не проколоты, если ты об этом.
– Ну да, теперь там хотя бы есть, что прокалывать.
– Эй! – возмущаюсь и пихаю кулаком в плечо.
Это чуть разряжает атмосферу. И не буду врать – льстит, что заметил. Раньше, пока я серьезно занималась балетом, была плоская, как доска. Сейчас в объемах прибавила, мне самой нравится.
– Ты все так же не умеешь принимать комплименты, – заявляет.
– А ты все так же не умеешь их делать.
Он пожимает плечами и вдруг поворачивается ко мне. Что такое? Горит красный сигнал, на дороге – ни души. Дрожь пробегает по спине от его близости.
– Слушай, Рит, – он меня почти никогда по имени не звал, – я не воевать приехал. Не ради этого здесь.
Не ради тебя, – слышу между строк.
– Я согласен с тобой, давай просто…
– Давай, – быстро соглашаюсь, чтобы не успел произнести слова, которые окончательно разобьют сердце, – уже зеленый, можно ехать.
Но Ярик не спешит. Вглядывается, будто читает меня, а потом убирает волосы с моего лица и невыносимо сладко улыбается.
– Мне нравится, как они отросли.
Не думать, не думать, не искать подтекста! Ярик всегда такой, Рита, не забывай об этом, – повторяю себе как мантру оставшуюся часть пути.
А едва машина останавливается перед домом, сбрасываю куртку и отстегиваю ремень.
– Пойду предупрежу, чтобы ворота открыли, – бросаю и бегу прочь.
Конечно же это не обязательно, охрана и так видит по камерам хозяйский автомобиль. Но мне нужно больше воздуха и расстояния, иначе…
– Дядь Вов, – только я, кстати, могу без скандала так отчима называть, – блудный сын ваш вернулся. Привет, мам!
– А ты чего такая мокрая? Дождь был?
– Да, ливень, – вру и спешу наверх.