Между нами война
Шрифт:
– Rendere omaggio al mentore Cannaregio – Grazie per i meravigliosi alunni, Yannis! – Яннис встал, глядя на Тарроса с почтенным страхом.
– Он хвалит и благодарит учителя. – продолжал переводить Софос.
– Festa aperta!
– Объявляю пиршество открытым!
– Repetio est mater studiorum! – с этими словами командир поднял кубок под ликование присутствующих. Он отпил глоток и сел.
– Не понял, что он сболтнул. – скривил губы, как оказалось, одаренный Софос. Они сели.
– Это на латыни. Он сказал: «Итак, будем веселиться». Это классическое выражение. –
– Стараюсь, стараюсь. Я постоянно в порту – гружу и выгружаю. Мне интересно общаться. Я не стесняюсь спрашивать. – ответил Софос.
– Молодец, брат! – похвалила Эрис.
Заиграла тихая музыка и все принялись за угощение. Ребята, как и требовала от них Эрис, принимали пищу сдержанно. Кроме Ахиллеса. Он не следил за собой, чем вызвал в ней отвращение. Сама Эрис до сих пор испытывала неловкость и сидела, опустив голову, ковыряясь прибором в тарелке с легким салатом. Эта противная привычка – стесняться есть в обществе, с детства и до сегодняшнего дня не покинула её. Все, что она могла себе позволить – попить прохладной воды.
Эрис смотрела на гостей. При свете факелов и свечей их глаза и губы блестели от поглощения яств. Стол был уставлен рыбой, всевозможными изощренно приготовленными морскими дарами, овощами и фруктами, пикантными салатами. Мужчины, ведя разговоры, налегали на выпивку. Упитанные женщины развязно пожирали блюда, обильно запивая вином. С каждой секундой напряжение Эрис нарастало. Она испытывала на себе неприличные взгляды. Кто все эти люди и что она тут делает? Это была ее мысль. Но тут также были и молоденькие девушки, игриво поглядывающие на ее команду. Хоть это немного разбавляло напыщенность сей репоции.
Эрис старалась не смотреть в сторону командира. Но противные глаза тянуло, как магнитом. Сколько она не пыталась отвлечься на окружающую обстановку, ни о чём другом и думать не могла.
Наконец она решилась и робко взглянула. Таррос сидел не очень далеко от нее самой на своём месте. Он сидел прямо, немного раскинувшись, что ничуть не умаляло его достойного вида. Скорее, он имел гордый и импозантный вид, нежели это были просто претенциозность и кичливость. Его уверенные движения были непринужденные, естественные, тогда как большинство окружающих создавали только ореол непосредственности и благовоспитанности. Он молча, сдержанно, но сконцентрированно и без кропотливой суеты вкушал пищу, особо не наслаждаясь вкусом. Его невозмутимость по отношению к тому, что связано с болью, голодом, лишениями, неудобствами изумляло ее. Видимо, военный образ жизни воспитывает тело и дух в равной степени, укрепляя терпение к земным испытаниям и искушениям.
Алессандро наоборот, трапезничал вольно, испытывая блаженство от каждого тщательно пережевываемого им кусочка и отвлекаясь на эмоциональные монологи.
Она неосознанно засмотрелась на Тарроса – его внешность, общий вид, телодвижения завлекли её. Командир глотнул последние капли своего питья и резко посмотрел в сторону Эрис, словно умышленно желая поймать на себе ее взгляд. Она вздрогнула и отвернулась, прикрыв лицо рукой.
– Сестра, ешь. Ты даже не притронулась к еде! – уговаривал ее добрый Георгиус. Остальные парни весело беседовали, то и дело поглядывая на улыбающихся им сеньорин.
– Я не голодна, спасибо, братец. – отрезала Эрис. Стыд накрыл ее с головой. Она даже вспотела. Ей захотелось побыстрее сбежать отсюда. Улизнуть незамеченной. Но Таррос, все время просто ждавший только знака с ее стороны, уже не сводил с нее глаз, как хищник, впиваясь ими в Эрис.
Тогда она, не потерпев такой нескромности, демонстративно встала и, стремительно продвигаясь за спинами сидящих, вышла прочь из зала.
– Что это с ней? – спросил Никон у Азариуса, но тот лишь пожал плечами.
Таррос отнюдь не был удивлен её вызывающей выходке. Он успел понять, что она далеко не простушка и не терпит фривольностей. Но обстановка и дурная мальвазия придала ему такой смелости. Он понял, что своим поведением обидел её. Алессандро продолжал непринужденно трепаться языком, капая командиру на мозги, буквально приводя его в состояние озлобленного возбуждения. Хотя бедняга всего лишь хотел развлечь вечно нервного лучшего друга.
– Таррос, ты видел? Птичке наскучило находиться в курятнике. – ухмыльнулся он.
– Я тебе говорил, чтобы ты не смел всячески комментировать Эрис. – грубо напомнил командир.
– Ты просишь невозможного. Ты же знаешь, что это не я обуздываю свой язык, а он седлает меня. – он сделал грустный вид. – И, к тому же, ты такой неразговорчивый, я просто иногда озвучиваю твои мысли. Да! – он откинулся на спинку стула, довольный собой.
– Я позволил себе лишнего. Вот она и ушла. – с грустью в голосе поделился Таррос, нахмурив брови и отведя взгляд.
– Глупости. Я видел, как эта девчонка пялилась на тебя. Не хуже твоего! Если я и принимал пищу, это не значит, что я не наблюдал.
– Ты что, действительно полагаешь, что она что-то питает ко мне? – с надеждой спросил Таррос.
– Ха! Ты смешон. Впал в ребячество… Нет, ну правда! Я обещал тебе оставить часть сегодняшних событий на потом. Считай, что это будет твоим десертом. – он загадочно улыбнулся.
– Не томи. Что ты можешь сказать мне нового, отчего мне станет сладко? Что наконец-то понял, какой ты болван? – он поднял свои брови с усмешкой в уголках губ.
– Какой же ты всё-таки грубиян. Тебя даже могила не исправит. – сокрушился Алессандро.
– Ладно тебе, прости, брат. Ты иногда чертовски раздражаешь меня.
– А ты полагаешь, что предо мной сидит ангел во плоти? Мужлан и обормот, грубый и неотесанный, так и не научившийся держать себя в руках, застрявший в своей буйной юности. Хамло в джуббоне. Ты раздражаешь даже самого себя.
– Это все? – спросил Таррос.
– Да, пожалуй. – Алессандро улыбнулся.
– Говори, что видел? – командир весь напрягся, желая услышать что-либо, связанное с Эрис.
– Ладно. – он приблизил свой стул к стулу Тарроса. – Знаешь, твоя потная тушка была такой жалкой сегодня.