Между нами война
Шрифт:
Я думал, со свечами было тяжело? Ха, как же я ошибался! Убив полвечера на библиотеку, перелистав книги различных поэтов, понял — нужного не найду. В нашем мире стихи были другие. Их писали, чтобы унизить друг друга, высмеять, либо они описывали героические битвы — и ничего похожего на то, что я услышал от Антонины, и в помине не было. Пришлось идти к матери девушки.
— Антонина, вот вы где! — женщину я нашёл в гостиной, где она сидела с Клаусом и Мироном, — мы можем поговорить?
— Да, конечно, — с готовностью согласилась
— Что у тебя? — перешла к делу женщина, наливая мне чай.
— Небольшая загвоздка, — я кинул быстрый взгляд на Мирона, но мальчик не обращал на меня никакого внимания; он высунул кончик языка и старательно раскрашивал кругляшик жёлтым цветом, — я не нашёл подходящий стих, вы могли бы повторить или записать для меня тот отрывок, который читали?
— У вас нет стихов? — удивилась женщина и посмотрела на Клауса. Мужчина отложил газету и тоже посмотрел на нее, — а помнишь тот стих? Ты его сам сочинил.
Антонина прижала руки к груди, а оборотень, впервые на моём веку, покраснел. Они с минуту друг на друга таращились, а я терпеливо ждал — понимал, момент личный, лучше не встревать.
— Значит так, слушай. Тот стих не подойдёт, его Мирка знает, сразу поймёт, откуда ноги растут, — сказала инициативная тёща. — Ох, на старости лет только стихи вспоминать, с моей-то памятью. Мирошка, помнишь мы учили стих?
— Какой? — подал голос ребёнок, отрываясь от магической доски.
— На восьмое марта, — напомнила женщина, — у вас ещё в садике был литературный день. Вы учили классиков.
— Я люблю свою лошадку, причешу ей шёрстку гладко? — малыш вопросительно посмотрел на бабушку.
— Нет, это не пойдёт… Ладно, не отвлекайся, — она повернула голову внука обратно к рисунку, и стала думать.
— О, вспомнила, Бальмонт подойдёт! Записывай.
Я достал блокнот и карандаш.
— Тебя я хочу, моё счастье,
Моя неземная краса!
Ты — солнце во мраке ненастья,
Ты — жгучему сердцу роса!
Любовью к тебе окрылённый,
Я брошусь на битву с судьбой.
Как колос, грозой опалённый,
Склонюсь я во прах пред тобой.
— Помедленнее, — попросил я, пытаясь успеть записать каждое слово.
— А всё, дальше не помню, — пожала плечами женщина.
— Повторите, пожалуйста, я не всё записал, — попросил я.
Женщина повторила медленнее, я всё законспектировал, поблагодарил, немного расслабился. Мирон протянул мне доску и сунул в рот кончик мелка. Я взял и посмотрел на рисунок. Он изобразил на доске остроконечную трубу с круглым окошком, а в верхнем углу — жёлтый круг с палочками. Рядом с трубой нарисована, скорее всего, Мира с большими ушами, и Мирон с длинным чёрным хвостом вместо ног.
— Красивый рисунок, но что вот это такое? — показал на трубу.
— Это космическая ракета, — сказала он, — это солнце, — ткнул на жёлтый круг с палочками, —
Я умилился, подхватил сына и посадил к себе на хвост.
— И куда это вы с мамой летите, мне интересно, — спросила Антонина, — ещё и без бабушки и Демона?
Я нахмурился. Зачем она вспоминает про Корвуса?
— Демон уже в ракете, а ты с дедом Клаусом остаёшься, — нашёл выход из положения ребёнок.
— Нет, давай-ка обсудим, почему это ты бросаешь меня, — не согласилась женщина, — и почему у тебя такой длинный хвост? Где твои ноги?
— Я вырасту большим и буду как дядя Арслан, с длинным хвостом, — важно ответил ребёнок, — а ты разве не хочешь остаться с дедом Клаусом?
— Да, Тоня, ты не хочешь остаться с дедом Клаусом? — подал голос оборотень.
— Ой, ну вас в баню, чтоб вас тазами закидали, — махнула рукой женщина, — давай, детка, рисуй бабушку и деда.
Ребёнок вздохнул, покачал головой и спрыгнул с хвоста, захватив магическую доску.
— Вам, женщинам, не угодишь, — бубнил ребёнок, выбирая мелки.
Мы дружно расхохотались над непосредственностью юного мужчины; я оставил их, и пошёл осуществлять план по покорению моей свенравной жёнушки. Скоро она вернётся из города, а мне ещё стих учить.
Стараясь глубоко не дышать, раскидал лепестки цветов по всей спальне, уделяя особое внимание кровати. Шоколадные шарики тоже раскидал побольше на подушки и покрывало.
Со свечами возникли проблемы — я не умел создавать огонь, а от искр они не зажигались. Пришлось привлечь к процессу Тормунда. Мужчина зашёл в комнату и тут же выбежал, зажимая нос руками.
— Ты хочешь убить миледи? — зарычал дракон.
— Нет, иди помогай, мне свечи зажечь надо, — шикнул я.
— Вынеси одну свечку, я её тут зажгу, в комнату я больше ни ногой, — не согласился начальник стражи.
Вздохнул и вынес пять свечек в одном подсвечнике. Мужчина зажёг их все и ушёл, бурча под нос о сумасшедших нагах. Я довольно быстро справился со всеми остальными свечами, зажигая их друг о друга, правда, пришлось закрыть окна, чтобы ветер не потушил их раньше времени, и ушёл к себе учить стих.
Было уже довольно поздно, когда я услышал смех Мирославы и Велгарда, которые поднимались по лестнице. Сжал руки в кулаки. Нужно было ждать её в комнате! Правда, там невозможно сидеть, от запаха роз начинали слезиться глаза — но если они сейчас туда зайдут, то дракон мне всё испортит. Но нет, Велгард, словно подыгрывая мне, расстался с Мирой у двери её апартаментов, и девушка зашла в комнату одна, когда попрощалась с драконом. Я тут же выскочил из комнаты и замер возле дверей, настраиваясь на романтический лад и ещё раз повторяя про себя стихотворение. Никогда так не нервничал, как сейчас. Открыл дверь и замер: Мирослава открыла все окна и искала выключатель. Она резко повернулась на звук открываемой двери и посмотрела зло на меня.