Между жертвенником и камнем. Гость из Кессарии
Шрифт:
Тиберий потер пальцами виски.
«Молодец, Макрон! Как-нибудь при случае я расскажу ему по чьему совету безродный Сеян восстановил против себя знатных сенаторов. Но Паллант-то каков!
Уговорить влиятельных вольноотпущенников, пожалуй, было куда сложнее, чем перепуганных сенаторов. С такой прытью он шагнет дальше Макрона! Но пока их надо немного остепенить...»
Тиберий рывком подался вперед, достал чистый лист пергамента и, хитро прищурившись, размашисто вывел:
«Спасибо за вино, дорогой Макрон. Я не прочь, как можно скорее выпить его с сенаторами и вольноотпущенниками. Но, думаю, что оно все же лучше пьется в дружной кампании военных. Поэтому давай-ка повременим с доставкой его ко мне».
Полчив письмо императора, Макрон под благовидным предлогом проверить порядок в Италии и провинциях в тот же день выехал из столицы.
Первым на его пути оказался Четырнадцатый Молниеносный легион.
Рядовые воины и центурионы поначалу не очень приветливо отнеслись к его приезду. И в этом не было ничего удивительного. Армия всегда завидовала гвардии. К тому же, этот легион когда-то воевал под командованием Тиберия, и в нем оставалось немало ветеранов, которые хорошо помнили его.
Макрон решил воспользоваться и тем и другим.
Он охотно выслушивал рассказы пожилых центурионов о том, что Тиберий ел в походах, сидя на голой траве, часто обходился без палатки, и не только поддакивал им, но и сам подливал масла в огонь.
– А как он уважает своих воинов? Вспомните Палленцию! Когда чернь не выпускала с площади процессию с прахом старшего центуриона, чтобы выкачать у его несчастной вдовы и сирот деньги на гладиаторские игры, что сделал император?
Пережив Тиберия Паллант будет служить еще трем императорам, став при Клавдии вторым по могуществу и богатству человеком в Римской империи.
– Что?
– боясь пошевелиться, переспросил один из центурионов, несмотря на то, что прекрасно знал эту нашумевшую в войсках историю.
– Он подвел одну когорту из Рима, другую - из Коттиева царства, - сам увлекаясь, повысил голос Макрон.
– И они внезапно, при звуках боевых труб, с двух сторон вступили в город! И одних мерзавцев перерезали, а других бросили в вечное заточение!
– Да, - с грустью заметил центурион, обводя глазами молодых солдат.
– Император никогда не давал нас в обиду
– И не даст!
– уверенно поправил его Макрон.
– Больше того, он велел передать вам, его старым боевым товарищам, что, одолев Сеяна, он сравняет вас с преторианцами!
– С преторианцами?!
– А разве вы этого не заслуживаете? Они, ничего не делая, имеют все!
– Верно!
– Они получают жалование вдвое, втрое больше вашего!
– Верно! Верно!
– Подарки на праздники, какие вам и не снились!
– Проклятье!
– А вы, проливая свою кровь, можете выходить в отставку на десять лет позже, чем они!
– Что ж мы здесь сидим?
– один за другим начали вскакивать с земли молодые воины. – Срывай изображения Сеяна с наших значков!
– Не всё сразу!
– остановил их Макрон.
– Подождите, пока я через верного человека подам вам знак.
– К тому же вот и легат идет!
– сразу остывая, заметил старый центурион.
– Он у нас крут!
– Ну, этого я беру на себя!
– успокоил его Макрон.
Легату, опоздавшему из-за своего возраста повоевать под началом Тиберия, Макрон рассказал лишь одну историю. О том, что именно нынешний император, вернувшись из Германии, настоял, чтобы во время триумфа его сопровождали отличившиеся во время сражений легаты. И если бы Сеян не сдержи вал Тиберия начать новую войну, перевел он разговор в нужное русло, не заставлял императора все время проводить на Капри, легион давно бы уже покорял Британию или Парфию, а его, неслыханно разбогатевший командир шел по улицам Рима, сопровождая триумфальную колесницу Тиберия.
По пути в следующий легион Макрон с досадой подумал, что он, словно хитрый хозяин, выставляя на свадьбе сына вначале лучшее вино, приберегает на конец самое кислое и бьющее в голову.
«С легионами не будет хлопот, - подумал он.
– Зато преторианцы будут до последнего держаться за Сеяна, и уговорить их будет труднее, чем всех сенаторов и легионеров вместе взятых!»
Слегка успокоив себя, что и среди преторианцев есть немало бывших воинов, служивших еще под командованием Тиберия, в первой же харчевне он написал императору второе письмо и отправил на Капри.
Прошло еще два месяца.
Послания Макрона к императору становились все более регулярными. В них уже открыто, не прибегая к тайнописи, изредка пользуясь такими же неуклюжими, как и сам он, иносказаниями, офицер сообщал, что Сеян готовит почву для принятия трибунской власти. Затем подробно перечислял, какие воинские части ему удалось склонить на сторону императора.
В такие дни Тиберий ходил по дворцу просветленный, необычайно ласковый ко всем, особенно к своему родному внуку Гемеллу, и повторял про себя, словно молитву, номера и почетные наименования легионов:
«Второй Победоносный... Второй Победоносный...»
Или:
«Первый Минервы... Шестой Марсов...»
А после наиболее щедрых новостей и вовсе:
«Двенадцатый Триумфальный! Пятый, Седьмой, Десятый!..»
Внезапно поток посланий от Макрона прекратился. Валент, как мог, успокаивал его, говоря, что Макрону сейчас, очевидно, недосуг. Заверял, что на берегу день и ночь дежурят его люди, и письмо немедленно будет доставлено императору.
Но писем не было.
Прошла неделя. Другая. Третья...
В Риме явно что-то произошло. И это перед самой сменой консулов, когда можно было наконец-то осуществить задуманное!
Тиберий изменился до неузнаваемости. Он много пил, уединившись в своей спальне, запрещал впускать к себе даже цирюльника. То подолгу сидел в полной неподвижности, уставившись в одну точку. То вскакивал и метался из угла в угол, посылая проклятья 26 судьбе, Сеяну и медлительному Макрону. Однажды, среди ночи вызвал Валента и передал ему вкривь и вкось исписанное письмо префекту претория. В нем он называл Сеяна своим другом, обращался к нему с самыми нежными словами. Требовал подробно описать, как здоровье десятилетней дочери Сеяна, которую префект растил сам после самоубийства жены. И в довершение всего пообещал выдать за него свою родную внучку, кровную родственницу Октавиана Августа.