Мгновение - вечность
Шрифт:
Хорошему разведчику - хорошее прикрытие.
– Гордеич, - негромко окликнул тьму землянки адъютант, посланный с КП.
"Куда?" - обмер Венька в углу, на соломе, и медлил, страшась встречи с городом: на самый Сталинград, исхоженный Лубком в дни увольнений, его еще не посылали.
Заплавное - вот какая цель поставлена паре Лубок - Пинавт.
– Заплавное?!
– воскликнул Пинавт удивленно.
– На левом берегу?
– Заплавное, - подтвердил старшина Лубок.
– На левом...
Когда он отбывал за "ЯКами" в тыл, самовольная переправа бойцов на левый берег пресекалась угрозой расстрела на месте, без суда и следствия...
– Мы люди не гордые, - сдерживал
– На Нижне-Чирскую не заримся... над территорией противника... зачем?.. Нас свое Заплавное устроит!..
– Ты, Пинавт, не очень... на всю-то ивановскую не ори, - осадил его Лубок, вчерашний курсант Сталинградского авиационного училища имени Сталинградского пролетариата.
Заплавное - это зона... пилотажная зона. Из всех существующих в могучем Отечестве зон, едва ли не единственная привлекательная и желанная пилотажная, учебная зона: только пройдя ее, курсант становится летчиком. Паспорт на пилотажную зону No 6, что в Заплавном, выдавал сам командир отряда. "Зона, - напутствовал он, - питомник Икаров. Лети, товарищ курсант, и возвращайся домой без блудежки..." Видимость мильон на мильон... Азиатский простор, восточно-степной ландшафт, дополнительный шанс безопасности... Однажды, тренируясь на "Р-5-м" в "слепом полете", под "колпаком", они этим шансом воспользовались, произведя удачную вынужденную посадку... Устранили неисправность, набрали на бахче арбузов, тут же и сами вкусили от низового плода. "Для матушки княгини угодны дыни, а для батюшки пуза надобно арбуза", приговаривал Венька, сидя на корточках и вспоминая свой приезд в Сталинград, на Вокзал-1, и мимолетную, неправдоподобную, как во сне, встречу, когда, отделившись от своих, аэроклубовцев, приехавших поступать, он безотчетно, как сомнамбула, направился через вокзальный гомон на площадь за мороженым и встретил там... взгляд! Взгляд из-под старомодной шляпки. Взгляд изумления: так - бывает?! И тихой, смущенной, ободряющей радости: да, бывает... "Княгине надобны дыни... Она - княгиня..."
Не в себе, несколько растерянно встречал вчерашний курсант и стажер истребительного полка ПВО знакомую зону, с высоты тысячи метров охватывая панораму прифронтового левобережья, вспышки дальнобойных батарей, прикрытых поредевшим к осени лесочком и державших под огнем Гумрак, бывший аэродром училища. Узкоколейка, порученная истребителям, тянулась по степи, как седая нить. Ее не было не только на полетной карте, - весной ее не было на местности: шпалы, сложенные штабелями, склады-времянки, не разобранные подъемники вдоль полотна указывали на младенчество новорожденной. Большаки и тракты, прежде пустынные, едва прочерченные, выделялись продавленными колеями и выступали резко, - степь как бы старилась от выпавших ей невзгод.
Город темнел вдали страдающей громадой... безмолвно, укоряюще, грозно. Эшелоны через Заволжье пускали к нему ночью. Какой-то состав, пострадавший от бомбежки, проталкивали днем, и командование ПВО попросило поддержки. Задача Лубка и Пинавта - встретить эшелон в Заплавном.
Стеснен, скован был старшина, баражируя в зоне, где он не успел опериться, настороженно и нехотя поглядывая в сторону города, превращенного в могильник. И здесь, за Волгой, веяло от него кладбищем. "Лапотники", долбившие неподалеку пристань "Тракторный", четверка "худых", проскользнувшая внизу, над обмелевшей Ахтубой, дымы пожарищ на дальнем городском берегу предостерегали, теснили Веньку, поторапливали его отсюда убраться. "Не пронесло", - понял он.
Не дождался эшелона Лубок и вылез из кабины с тяжелым сердцем.
– Мотор грубого тембра, - выговорил он инженеру, за время полета мотора не замечавший.
– Ухо режет.
–
– Обкатаешь - будет петь.
– Кто запоет, а кто застонет... Тянет, но грубо, - повторил летчик.
Прикрываясь от ветра за кузовом полуторки с обедом и прихлебывая перловый супчик, он говорил Пинавту:
– Война началась, я в карауле стоял, у первого ангара. С поста сменился, стали рассуждать, кретины, дескать, на наш век войны не хватит. На фронт не успеем, срок-то обучения три года... Залп "катюш" видел?..
– спросил он, продолжая жить Заплавным.
– А колонну грузовиков?.. Что же ты видел, Пинавт?
– Немец прет без удержу, вот что!
Вываренные, без вкуса, сухофрукты на третье дожевывали молча, потом Пинавт куда-то юркнул.
Баранов появился со следами дремы на розовой щеке: после Нижне-Чирской он и подкрепился, и немного вздремнул. Его сопровождал степенный сержант гвардейского роста в шинели и обмотках. Новенький шлемофон был ему тесен.
– Нашего полку прибыло, - сказал командир, собрав своих.
– Хочу представить: сержант Нефедов.
– Нефёдов, - кротко уточнил сержант, похоже, ничем иным, кроме правильного звучания его фамилии, не озабоченный.
– Прости, Нефёдов, - Баранов уважительно оглядел детину, хранившего такое спокойствие перед первым вылетом.
Лубок, все это отмечая, ждал...
– Сержант привез из Богай-Барановки привет...
– Давай его скорее!
– смешливо потребовал Пинавт, делая шаг вперед и протягивая руку: он где-то принял, не дожидаясь ужина, глаза его блестели. Самый звук поселка, переиначенного, конечно же, в Бугай-Барановку, - само название бесподобного ЗАПа, последней тыловой отрады перед отправкой на фронт, располагало истребителей к однокашнику Нефёдову.
– Гимн третьей землянки, припомнил Пинавт, воодушевляясь прекрасным прошлым, - "София Павловна, где вы теперь...".
– С учетом всего, - прервал его Баранов, - ставим Нефёдова справа. Лубок ждал.
– Цель, товарищи, нам хорошо знакома: Вокзал-один... Кровь схлынула с лица старшины; он стал запихивать полетную карту за голенище... Случалось, он взлетал по тревоге, - за спиной Баранова и зная район, - вообще без карты... Вспоминая позже этот свой наклон, старательность, с какой он упрятывал протершуюся на сгибах склейку в раструб кирзового сапога, он отмечал: вот когда он начал отделяться... "Нам с тобой не по пути", - подумал он о Баранове и не устрашился своей мысли в ту минуту.
– ...Задача жахнуть по "юнкерсам"... Шугануть их, поддержать пехоту... Зайдем от солнышка...
– Баранов приподнял голову, представляя маневр, и две горестные, как у старца, складки пересекли его лоб.
– Сержант Нефёдов, ты пообедал?
– Покушал хорошо, - Нефёдов ублаготворенно тронул пряжку курсантского ремня.
– Силенок хватит.
– Тогда по коням, - сказал Баранов, отворотясь от новичка, готового, похоже, идти в бой с песней...
"...Вокзал-1, Вокзал-1", - думал Венька, набрасывая парашют, вопрошающе глядя на механика, как будто тот мог объяснить, что происходит, как все понимать... Вокзал-1 - конечная станция его "гражданки", черта, за которой в безвозвратном прошлом оставались Сысерть, молодецкие прыжки с плотины в воду, - девочки на берегу замирали и ахали, - соревнования на уктусском трамплине, первый полет в аэроклубе Арамиля... Он готовился, готовил себя, полагаясь почему-то не на наше превосходство, в котором нельзя было усомниться, а на равенство сил... получил же обухом по голове. Вокзал-1 - конец "гражданки", и - встреча, которую, напротив, ждал. Взгляд из-под шляпки: так бывает? Да, бывает...