Мхитар Спарапет
Шрифт:
Карчик добрался до ворот церкви.
— Эй, кто тут? — позвал он, снимая шапку и утирая ею покрытые испариной лицо и голову.
Старый служка, ворча, выбрался из-под лохмотьев, под которыми спал.
— Что, брат Ованес, тревога? — спросил он.
— Разыщи монаха Григора да пошли гонцов за военачальниками. Побыстрей давай.
Старик, пошатываясь, вошел в боковой придел, где только недавно улеглись на ночь юные гонцы. Он разбудил их, велел созывать военачальников, а сам вернулся и сказал, зевая:
— Что это с нечестивыми,
— Они притаились, старик. Стягивают новые силы, — ответил сквозь зубы Карчик Ованес.
Собрались военачальники, пришел и монах Григор. Все поднялись на алтарь, расселись, поджав ноги, на каменных плитах. Служки зажгли большие восковые свечи. Со стены с немым вопросом глядели огромные очи богоматери. На колонне покачивалось распятие. Слабый свет свечей, отражаясь в хрустальной люстре, робко пламенел в таинственном мраке церкви.
— За время осады турки потеряли больше половины своего войска, — заговорил Карчик Ованес, и глаза его блеснули торжеством. — Согласитесь, что это немало. Но и наших полегло больше тысячи человек вместе с ранеными. Мы и дальше будем защищаться. Однако противник слишком долго бездействует, это не предвещает ничего хорошего. Видно, паша поджидает подмогу.
— А нам поможет бог, братья! — воскликнул монах Григор.
— На бога надежда не велика, — махнул рукою Карчик. — Я предлагаю послать человека к Давид-Беку, просить, чтобы он пришел к нам на помощь. И пусть Бек сообщит русскому царю, как мы крепко держим наш город, — может, и царь пришлет войско. Что вы на это скажете, достойные мужи?..
Паронтэр Ованес откашлялся и проговорил:
— Русские далеко. От Баку до нас путь долог.
— Мы продержимся до их прихода! Тридцать три дня держались, еще продержимся.
— И верно, пусть Давид-Бек приходит! — крикнул Давид Мирзеджанян.
— Он же приходил! — воскликнул Карчик Ованес. — Не послушались, вот и расплачиваемся теперь.
— Ошиблись, — с горечью проговорил монах. — Не приняли доброго совета, а сейчас с чем же Беку прийти нам на помощь? В Нахичеване турки, в Гандзаке тоже. Не может же он оставить турок у своего порога и поспешить к нам?
— Хоть посоветует, как нам быть дальше.
— Не вовремя вы разговорились, — прервал Карчик, — некогда нам пережевывать прошлые события. Говорите, посылать человека в Сюник или нет? Сами знаете, положение тяжелое.
— Надо послать, — сказал паронтэр Ованес. — Дело ясное, мы положились на хана и на недальновидного нашего католикоса и обманулись. Доколе мы выдержим? Враг уморит нас голодом, если не сумеет взять город силой. Вся надежда на то, что Давид-Бек поможет нам прорвать кольцо турок и вывести из города население.
Слова паронтэра пришлись Карчику по сердцу. Сейчас уже поздно каяться в ошибках, надо искать выход для спасения народа. А выход один — уйти из города…
На том и порешили.
Вернувшись домой,
Карчик чувствовал себя усталым, ломило кости. В первый раз он с горечью подумал, что ему ведь уже сорок! До чего же скоро пролетели годы…
В верхний этаж его дома недавно попало ядро. Обвалилась одна стена, два балконных столба повисли в воздухе, колонны покривились.
Двор и сад были пустынны. Арбузные грядки поросли крапивой. Дерзкие побеги повители опутали розовый куст и придавили его своей тяжестью к земле. Карчик огляделся вокруг, тяжело вздохнул и прошел под полуразрушенный балкон, к двери, что вела в глубокий подвал. Из щели между досками пробивался слабый свет. Карчик вошел.
Бабушка встретила его на пороге.
— Тсс!.. Тише, Ованес, дети спят, — сказала она, приложив палец к губам.
Неподалеку сидели жена и дочь. Грустные, поникшие.
— Ну, как вы тут? — спросил Ованес.
— Э, да что о нас спрашивать? — запричитала старуха слезливым голосом. — Ты там, в огне, мы здесь. Вся надежда на бога.
Дети спали у стены, на ковре. У старшего как бы в удивлении открыт рот, младший подложил ручонку под ухо.
Отец поцеловал их. При свете лампы дети казались бледными и словно бездыханными. Отец на миг содрогнулся от мрачных мыслей, затем, перекрестившись, отошел.
— Не падайте духом! — сказал он, с трудом подавляя тяжелый вздох. — Берегите детей.
Вошел Мовсес. Ованес вывел его во двор и заговорил:
— Мы решили послать тебя в Сюник. Как, согласен?
Мовсес с готовностью кивнул.
— Надо просить Давид-Бека, чтобы пришел и вывел нас из окружения. Расскажи ему все, что ты видел своими глазами. Передай, что мы раскаялись в том, что не приняли его совета. Пусть не оставит нас на погибель. А как прорвем осаду, тотчас уйдем в Сюник.
Пока они говорили, подмастерья привели двадцать молодых людей из квартала Цирани, которым были хорошо известны потайные выходы из их квартала. Попрощались. Циранские молодцы повели Мовсеса.
Карчик глубоко вздохнул, посмотрел на облачное небо и потер лоб. Сорвал розу с куста, придушенного повителью, понюхал ее, не ощутив запаха, отбросил в сторону и пошел к позициям.
Стояла беззвездная душная ночь.
Из Стамбула прибыло вспомогательное войско, а с ним и строгий приказ султана Ахмеда немедленно занять Ереван и уйти к берегам Каспия, чтобы помешать наступлению русских в глубь персидской страны.
Султан поставил под начальство котайского паши двадцатипятитысячную армию и послал ее в помощь Абдулле. Котайский паша — совсем еще молодой, кривоногий от долголетней верховой езды турок с узкими монгольскими глазками, под которыми пролегли черные тени. Необыкновенно подвижные брови его густо выкрашены хной. Небрежно став перед Абдулла пашой, он торжественно произнес: