Мхитар Спарапет
Шрифт:
Но все это не служило средством, облегчающим старую боль. Она продолжала терзать его душу. Неделю назад тикин Сатеник со старшим сыном приехала в Шахапуник и не упускала случая, чтобы не упрекнуть мужа за разрыв с Давид-Беком.
«Может, я и вправду изменник? — иногда спрашивал себя спарапет. — Нет, никогда, — тут же отрицал он. — Я воюю с турками, и мои войска приносят славу нашему народу, его армии, а что я разошелся с Беком, в том не моя вина».
Поведение жены сильно возмущало его: зачем она приехала в лагерь, сидела бы дома, у своего испачканного чернилами стола.
Но все же, несмотря на разрыв и клятву никогда не мириться с ним, спарапет в глубине души продолжал любить Бека. Он любил его, как родного отца, любил за его железную волю, храбрость, за беззаветную преданность народу. Но почему, почему Бек возлагает надежды на союз с персами, почему держит у себя персидских ханов и их ненадежные войска, которые, несомненно, бросят его при первом же поражении…
Как-то раз, вернувшись из набега, совершенного в сторону Начихеванской долины, он увидел у своего шатра инока Мовсеса, приветствовавшего его поклонами. Кругом царила подозрительная тишина. Предчувствуя что-то тяжелое, Мхитар ответил на приветствие Мовсеса легким кивком и вошел в шатер. Там были жена и сын Агарон. Вслед за ним вошел и Мовсес.
Всегда величавое и красивое его лицо сейчас было встревоженным и бледным. Сердце Мхитара защемило. Может быть, Бек проиграл сражение или же…
— Что нового? — сухо спросил он, стараясь скрыть волнение.
— Милостью всевышнего, — медленно ответил Мовсес, — мелики шлют тебе привет.
Мхитар навострил уши. «А Бек, он не прислал привета? Нет, Мовсес не назвал его…»
— Как войско? — Мхитар отбросил в сторону бурку.
— Вооружено и готово ко всяким бедствиям. — Голос у Мовсеса был укоряющий.
Спарапет перевел взгляд на Сатеник. Недовольная, печальная, наклонив голову, она сосредоточенно смотрела в одну точку. Внезапная мысль заставила вздрогнуть спарапета: а не сообщила ли жена их тайну Мовсесу?
— Зачем ты приехал? — наконец спросил он.
— Приехал, чтобы вместе с тобой отметить радость твоих побед, но опечалился, узнав тяжелую и горькую новость.
Мхитар пронзительно посмотрел на жену:
— Это ты рассказала, да?
— Да, я! — гневно ответила Сатеник. — Я все сообщила Мовсесу. Делай что хочешь. Я больше не могу скрывать, я сообщу всем, возвещу всему свету, что ты, что ты…
Агарон, затаив дыхание, смотрел на отца. Взгляд сына, казалось, ужалил спарапета, он, обессиленный, сел на низенький стул и обхватил голову руками.
— Еще не поздно, Мхитар, — после долгого молчания спокойным голосом заговорил Мовсес. — Пока не все знают о твоем разрыве с Беком, уступи.
— Не то проклянут меня, назовут изменником? — взревел спарапет. — Не так ли? Не это ли ты хотел сказать?
— Ни одни уста не посмеют о тебе сказать этого, — ответил Мовсес.
— Забудут и похоронят
Снова воцарилось тяжелое и продолжительное молчание.
— Когда ты должен вернуться, Мовсес? — первым нарушив молчание, спросил Мхитар.
— Сегодня же.
— Сегодня же отвезешь моим друзьям в Агулис мой подарок: головы ста пятидесяти турецких военачальников, тридцать верблюжьих поклаж пороха, сто пятьдесят ружей. Повезешь?
— Войско и военачальники в восторге от твоих действий, — как бы между прочим сказал Мовсес.
— А Давид-Бек? — торопливо спросил Мхитар.
— В честь победы в Варанде он велел раздать вина войску и народу. Три дня подряд беспрерывно звонили колокола монастырей и церквей.
— Большая честь! — с иронией сказал спарапет.
— Я тороплюсь, спарапет, — сказал Мовсес, — страна в тревоге. Турки не сегодня-завтра нападут на Агулис. Бек наметил дать сражение на берегу Аракса.
— Пусть, а мне какое дело!.. — вылетело из уст Мхитара. Но он тотчас же раскаялся. Сказал не то, что думал. Знал, что у Аракса, в долине Мараги, решится судьба его народа.
Мхитар не пожелал сказать Мовсесу, что он через своих людей внимательно следит за действиями Бека и турок. Видит малейшие движения, совершающиеся в Мараге, и в тяжелую минуту не оставит Бека в беде.
— Не от души говоришь ты, тэр спарапет, — упрекнул Мовсес. — Враг силен.
— Пусть вам помогут персидские ханы.
— Забудем о ханах! — воскликнул Мовсес. — В опасности родина, спарапет армянский. Угроза велика, опасность неотвратима.
Сатеник зарыдала.
— Меня к тебе послал…
— Кто? — перебил его спарапет, надеясь, что Мовсеса отправил к нему Давид-Бек.
— Послала к тебе моя совесть, — ответил Мовсес. — Прошу тебя с мольбой, присоединись к Беку, помирись с ним…
— Никогда! — загремел спарапет. — После оскорбления, которое он нанес мне, я не протяну ему руки. Пусть он мирится с шахом. Если ты задумал примирить меня с Беком, так знай — этого не будет.
— Тэр спарапет!
— Все… Оставайся сколько хочешь или уходи когда угодно. Моя нога не ступит в Алидзор. Я отправляюсь на север. Со стороны Севанского моря турецкий отряд теснит гегаркуникского мелика Абова Мелик-Шахназаряна. Я иду на помощь соседу. Вот и все. Доброго пути…
Но случилось неожиданное. Вдруг Сатеник и Мовсес опустились перед ним на колени, а сын припал к ногам отца.
— Или убей нас, или иди на помощь Давид-Беку! — крикнула тикин Сатеник.
Спарапет, не ожидавший подобной дерзости, на минуту онемел. Затем вскочил с места, стал босыми ногами на землю и зарычал от бешенства.
Гость, сын и жена, перебивая друг друга, стали умолять его. Сатеник сквозь рыдания угрожала именем бога. Но Мхитар остался непоколебимым. Топая ногами, он накричал на жену, велел ей убираться вон.
— Слышите? Вон! Сейчас же, сию же секунду убирайтесь вон! Не то… — Схватив сына и Мовсеса за шиворот, вытолкал их из шатра. Затем, вызвав воинов, приказал: — Сейчас же проводите мою супругу и сына в Дзагедзор. Немедленно. Оседлайте коней, поскорей!