Мхитар Спарапет

Ханзадян Серо Николаевич

Убедившись в неминуемости смерти Давид-Бека, Мхитар пригласил всех меликов и князей в Алидзор. Многие из них приехали со своими женами. В храме святой Богородицы архиерей Оваким справлял по утрам и вечерам молебны.

В доме Бека никто не засыпал. Старый агулисский хирург не отходил от постели больного… Приближенные Бека, с надеждой следившие за каждым шагом знаменитого хирурга, не увидели в его глазах ничего утешительного.

Пополудни в последнюю субботу ноября Бек почувствовал себя лучше. Он велел позвать к себе меликов и военачальников. Мовсес понял: наступают последние часы жизни Бека, он хочет проститься с друзьями и близкими.

Приглашенные молча, обнажив головы,

заполнили комнату больного. Возле Бека сидели его двоюродный брат — военачальник Бали, мелик Парсаданян и хирург. В углу у входа, съежившись, стоял Согомон. Бек лежал на широкой деревянной кровати. Седые волосы обнаженной головы небрежно рассыпались по подушке, руки бессильно лежали на одеяле. Его исхудалое, иссиня-бледное лицо и печальные, но необыкновенно добрые глаза все еще светились благородством и величием.

Когда один за другим все его соратники целовали ему руку, в углах впалого рта больного обозначилась мягкая улыбка.

— Бог призывает меня в свою небесную обитель, — сказал он медленно, когда все уже были возле него. — Пришел мой час расставаться с этим обремененным страданиями миром. Ухожу — довольный всеми вами.

Согомон всхлипнул. Из глаз мелика Егана полились неудержимые слезы. Бек, услышав глухой шум рыданий дорогих ему людей, сказал, чуть приподняв голову и оглядев стоящих:

— Не нужно ни слез, ни рыданий. Не нам плакать. Время проливать слезы миновало. Плачут слабые, бессильные. Мы же теперь сильны, как никогда. Мы оттеснили врагов нашей родины силой своей и единством. Свершилось то, что веками считалось невозможным…

Умолк. Казалось, силы покидают его. Сделав знак, чтобы подали воды, он выпил неторопливо и тихим голосом продолжал:

— Слушайте, дорогие мои! Я позвал вас, чтобы сказать свое последнее слово. Завоеванная кровью свобода не будет долгой, если ослабнет дух борьбы и пошатнется наше единство. Единство — источник всех наших благ, разлад же — источник зла и раздоров, убивающих доброе дело. Помните всегда: наши предки теряли свои царства и свое могущество всякий раз, когда правители народа не ладили между собою, когда исчезали единство и любовь друг к другу. А враги, разделив нас на части, превращали в разоренные и послушные им стада. Ныне вы, с помощью всевышнего, свободны от этого убийственного зла. Находите и беспощадно истребляйте тех, кто попытается заразить вас пороком раскола. Это — первое мое слово. Затем, не верьте льстивым врагам, прикидывающимся друзьями, чтобы ввести вас во искушение. Довольно! Мы слишком часто бывали обмануты льстецами…

Бек снова умолк. Попытался подняться. Спарапет и хирург подложили ему под спину подушки. Мелики, задержав дыхание, смотрели на него. «Кого он назовет своим преемником?» — думал мелик Бархудар.

— Откройте окно, — попросил Бек. — Вот так! Оставляю вам нашу страну, дорогие мои. Берегите ее, зорко охраняйте ее рубежи. Держитесь крепко за русских. Россия — звезда нашей надежды, армяне… Враги помешали, не дали ей прийти к нам на помощь, но она придет. Не слушайте неразумных, сеющих семена недоверия к России, не упускайте блага. С Персией будьте тверды и неуступчивы. У нее надломлен хребет, она сейчас не опасна для нас. Наш смертельный враг — Стамбул, коварный султан. Это хищник, кровожадный и беспощадный. Если над нашей несчастной нацией, не приведи господь, когда-нибудь еще разразится беда, то знайте: его зачинщик он. Не верьте деспоту, никогда не верьте. Наш народ, горная наша страна — преграда перед ним, на его завоевательном пути на север. Мы помешали турецкому султану идти на Дербент и отвоевать его у русских. Значит, крепко охраняйте наши горы, чтобы они всегда преграждали путь врагу, тогда русские будут

рядом с нами. Наступит час, поверьте мне, они придут к нам…

Он глубоко вздохнул, усталым взглядом молча оглядел всех стоящих возле него знакомых и близких ему людей, и по его лицу снова прошла бледная улыбка.

— И перед тем, как уйти от вас, скажу вам, дорогие мои братья, последнюю мою заповедь. Дорожите войском нашим, держите его всегда в готовности. Нам необходимо постоянное войско. Сделайте так, чтобы у нас было двадцать знамен и под каждым знаменем по тысяче воинов постоянной службы, — только тогда наш народ сможет жить и трудиться спокойно. Никогда не распускайте войска. Не робейте перед врагом, покажите ему, что у вас острые когти и твердая воля к свободе…

Голос Бека ослабел, последние слова он произнес с трудом. Дыхание стало тяжелым, прерывистым. Он опустил голову на подушку и закрыл глаза. Мелик Бархудар едва не крикнул: «Скажи, кому завещаешь власть, Давид?!» — но сдержался.

Лекарь попросил всех выйти. Около Бека остались только спарапет и епископ Оваким. А во дворе, казалось, все жители Алидзора и войско тесным кольцом окружили дом Давид-Бека. Они тревожным взглядом смотрели на меликов, один за другим выходивших из дома. Никто не разговаривал. Одни плакали. Другие, опустившись на колени на мокрую землю, молились. В углу просторного балкона, в черных одеяниях, с заплаканными глазами, стояли жены меликов и военачальников. Среди них были Сатеник с Вард-хатун, Гоар с женой и матерью Пхиндз-Артина.

Вечером, когда садилось солнце, из комнаты Бека тихо вышел епископ Оваким. Он простер руки в сторону столпившегося народа и дрожащим голосом громко произнес:

— Плачь, народ армянский! Ты осиротел, твой спаситель и столп страны твоей, Давид-Бек, вознесся в небеси. Пала непоколебимая твердь. Угас огонь надежды нашей.

Ждавшая в безмолвии огромная толпа вдруг застонала, заколыхалась… Тысячи людей опустились на колени. Застонали церковные колокола. Дома опустели. Солнце угасло над Капуйтджигом, и нагорье погрузилось во мрак…

Никогда в Алидзоре не собиралось столько народу.

Несмотря на наступившие холода, из всех сел нагорья, из посадов и городов тысячи людей спешили в Алидзор. Казалось, пришел сюда весь армянский народ, чтобы проводить в последний путь своего великого вождя, попрощаться с человеком, который пронесся как ураган по родной стране и очистил ее ото всех заклятых врагов.

На городской площади, на рынках, в пригородных лесах и ущельях собралось множество народа. Пришли из самых отдаленных гаваров страны, даже с берегов Севана, из Васакашена, Кашатахка, Ордувара. Прибыли воевода Арцаха князь Ованес-Аван, мелик Джраберда Мирза, военачальники Хачена Тархан и Еган, мелик Варанды Багр. Прибыл даже городской голова Шемахи мелик Айтказ и много других знатных людей. Из-за болезни не смог приехать католикос Есаи Асан Джалалян. Он прислал на похороны Бека шесть епископов и тридцать монахов.

Был мрачный, пасмурный день. Серые низкие облака покрыли все небо. Снег в ущельях растаял, отступив к горным вершинам.

Площадь перед кафедральным собором Алидзора и ведущие к ней узкие улицы были в этот день заполнены толпами людей. Они ждали окончания панихиды в соборе. Начавшаяся на рассвете церемония помазания тела Бека и укладывания в гроб длилась до полудня. Наконец из главных дверей собора потянулся лес хоругвей, факелов, крестов, знамен и икон. Многочисленные иноки в белых церковных рубашках, с непокрытыми головами, напевая заупокойные молитвы, двинулись к площади. Толпа раздвинулась, образовав узкий проход. За иноками шли ученики школы Мовсеса в черных рясах.