Мхитар Спарапет
Шрифт:
Они обнялись. Долгоруков оставался на месте, пока армянские посланцы и конный отряд не исчезли в туманной дымке.
Уже с дальних подступов к Тавризу можно было отчетливо видеть огромное скопление турецких войск. Бесчисленные, беспорядочно разбитые по всем окрестностям города, вплоть до его дальних холмов, шатры из черного войлока, знамена, табуны лошадей и скота, снующие повсюду вооруженные аскяры — все это оставило тяжелое впечатление у армянских послов, направляющихся к туркам для переговоров.
— Боже мой, где они набрали столько войска? — прошептал инок Мовсес. — Неисчислимы как песок.
Было за полдень. Сотни столбов дыма, поднимавшиеся
Посланцы Армении невольно остановили своих коней. Они с тревогой и грустью смотрели на эту гигантскую серую массу вооруженных людей, которых злая воля султана направляла на их страну.
Тэр-Аветис, глубоко вздохнув, первым отвел взгляд и велел находившемуся рядом Есаи распустить знамя Армянского Собрания. Сгрудившись, посольство двинулось вперед. Когда они въезжали в лагерь, их тотчас же окружили вооруженные копьями аскяры. Есаи инстинктивно потянулся к сабле, но тут же отвел руку. В не меньшей тревоге был и Тэр-Аветис. «Эти бешеные фанатики могут растерзать нас», — подумал он. Но, собравшись с духом, громко крикнул: «Салам» — и сообщил, что они «эльчи» [74] и едут к великому паше.
74
Эльчи — посланники (тюркск.).
— Приехали покориться, эрмени? — сказал, хихикнув, похожий на негра огромный турок в остроконечной папахе.
— Вести переговоры, — ответил Тэр-Аветис и попросил дать им дорогу.
По узким переходам среди бесчисленных шатров их подвели к Ереванским воротам Тавриза. Сотни воинов, муллы, дервиши в рубищах, толкая друг друга, входили и выходили через открытые ворота.
Посланников оставили невдалеке от ворот, у роскошно убранного шатра какого-то паши. Над ним торчало знамя из зеленого бархата с вышитым золотом полумесяцем. Вход охраняли два янычара, к ногам которых были привязаны два огромных, черных как смола пса.
Армянам не позволили въехать в город. На всю ночь их оставили под открытым небом и только на следующий день, после утреннего намаза, разрешили въехать в ворота. Пока под палящим зноем, минуя пыльные, зловонные улицы, доехали до дворца шаха Тахмаза, где восседал Абдулла паша, наступил полдень. Но страданиям их еще не пришел конец, они только начались, когда им сообщили, что паши нет в городе и неизвестно, когда он вернется.
Посланников разместили во дворе армянской церкви и словно забыли о их существовании. Первые дни они обходились оставшейся в хурджинах пищей, затем пришлось за невероятно высокие цены доставать пропитание и себе и коням. В городе оставалось лишь небольшое число армянских семейств. Но аскяры так обобрали их и персов, что они, спасаясь от голодной смерти, вынуждены были продавать даже своих детей.
Уже двадцать дней никто не приходил к армянским посланникам. И вот как-то вечером Тэр-Аветис, вышедший из терпения, велел готовиться к отъезду. Утром, подняв знамя своей страны, они направились к Ереванским воротам. Но уже на городской площади их догнало несколько высокопоставленных служащих двора.
— Куда вы спешите, армяне? Паша уже вернулся и сегодня вас примет, — сказали они, вежливо раскланиваясь.
Тэр-Аветис, поняв, что его решимость подействовала и Абдулла
— Если сегодня сераскяр не примет нас, мы вернемся к себе, — сказал он угрожающе.
Их отвезли в шахский дворец, накормили, пригласили в дворцовую баню выкупаться. После полудня советник паши Мурад-Аслан посетил их и сообщил, что сераскяр готов принять армянских послов.
Тэр-Аветис, Мовсес и Есаи надели подобающие случаю доспехи и пошли в сопровождении Мурад-Аслана.
— Никак, еврей? — кивая в сторону советника, тихо спросил у Мовсеса Есаи.
— Как знать, может быть, вероотступник-армянин, — ответил тот.
Мурад-Аслан еле заметно улыбнулся. Когда они подошли к покоям сераскяра, он остановился и напомнил, что посланники обязаны снять оружие.
— Мы посланники не побежденной страны, нам нечего снимать оружие, — бросил небрежно Тэр-Аветис.
Мурад-Аслан улыбнулся снова и, оставив их в передней сераскяра, ушел. Войдя в приемную, у самой двери он низко поклонился Абдулла паше, который с Ялгуз Гасаном, Коч Али и еще с несколькими военачальниками ожидал армянских посланников.
— Послы не желают сдать оружие, — сказал Мурад-Аслан.
— Ого! — пробурчал стоящий возле паши Ялгуз Гасан. — С какой же целью приехали гяуры? Разоружить силой.
Абдулла нахмурил брови и, приподняв руку, сказал:
— Пусть входят с оружием.
Тэр-Аветис вошел твердым шагом, с высоко поднятой головой. За ним медленно переступил порог Мовсес, затем Есаи — непринужденной, дерзкой поступью. Все трое с почтительным достоинством поклонились Кёпурлу Абдулла паше.
— От армянского Верховного властителя, самодержавного владыки Большого и Малого Сюника, Агулиса, Гохтана, Гегаркуника и Нахичевана и от старейшин Армянского Верховного Собрания привет тебе, гордости рода Кёпурлу, Абдулла паша, слава о храбрости которого известна во многих странах, — стальным голосом произнес Тэр-Аветис и снова поклонился, и снова только Абдулле.
Турецкие военачальники, явно уязвленные невниманием армянских посланников к ним, беспокойно зашевелились на своих местах. Ялгуз Гасан смотрел на Тэр-Аветиса тигриным взглядом. Затем он медленно перевел глаза на гордо стоящего Есаи и вздрогнул. Не его ли меча на поле Мараги он счастливо избежал, вовремя пришпорив быстроходного коня?..
Между тем Есаи с любопытством обозревал великолепный дворец персидского шаха, в котором ныне восседал турецкий сераскяр. Ему чудилось, что он попал в какой-то сказочный мир. Непривычная посольская одежда стесняла его движения, оружие давило своей тяжестью. Окна с разноцветными стеклами лили в зал радужный свет. Подставка на львиных лапах поддерживала огромное зеркало в золотой раме, в котором Есаи отражался во весь рост рядом с Мовсесом. С трудом догадался, что это он сам и есть. На высоких бронзовых треножниках стояли позолоченные светильники. На стенах висели диковинные картины, которые захватывали все его внимание, и ему, простодушному крестьянину, с трудом удавалось подавить возглас удивления. Но больше всего его интересовал сам Абдулла паша с мясистой большой головой на сильных плечах, его исполинский рост. В черных глазах Абдуллы словно гнездились змеи. Жидкая бородка начиналась от ушей и заострялась на подбородке, подобно копью, чтобы вонзиться в сердце собеседника. Есаи улыбнулся про себя, вспомнив, что и этот грозный паша еле спасся от его меча в сражении на поле Мараги. Он обязательно снял бы его тыквовидную голову, если бы тот не бросился в реку… Удрал! Доведется ли когда-нибудь встретиться снова?