Мхитар Спарапет
Шрифт:
Послышался бой барабана. По улице медленно и торжественно проезжала большая группа всадников. Впереди, в роскошной одежде ехал паша, равнодушный к окружающей резне. Вдруг Гичи, воспользовавшись минутным замешательством аскяров, быстро спустился вниз, стал на колени посреди улицы, поднял руки к небу и крикнул:
— Пощади человеческие создания, о милосердный паша! Вот мы всем селом покоряемся вашему султану. Пощади!
Паша даже не взглянул на него. Гичи продолжал громко молить о пощаде, пока кто-то не воткнул копье в его спину… Гичи повалился под конские копыта.
Сраженный
Торжественно проезжавший паша, взглянув на Горги, улыбнулся.
— Берите живым этого храбреца, он воин, — приказал паша.
Несколько телохранителей достали арканы и двинулись на Горги. Аркан, свистя, готов уже был обвиться вокруг его шеи, но Горги успел перерезать саблей веревку, но тут же другая веревка захлестнула смельчака. «Хотят взять меня в плен», — пронеслось молнией в голове Горги, и это еще более взбесило его.
— Стойте!.. Не убивайте! — услышал он голос паши.
Горги не успел взглянуть в последний раз на дом свата, где он оставил сестру и ее добрую свекровь. Веревка сжала горло, в глазах потемнело. Он только почувствовал, что его волокут по дороге…
Рассвело.
Аза напоминало пылающий тонир. Огонь пожирал дома, виноградники, людей. Турки поспешно выгоняли из огня и дыма коров и овец, вытаскивали мешки с пшеницей, ковры, паласы, котлы, тащили детей и девушек. Спешили отнять у огня свою добычу.
За селом, на высоком берегу Аракса, у шатра, разбитого в тени развесистой туты, стоял Бекир паша и смотрел на горевшую деревню. Он был недоволен действиями своих янычаров.
— Все сожгли, дети шайтана. Не было приказано. Предали огню такое богатство… Свиньи! Неверные!.. — ругался он, топая ногой.
Перед шатром на ковре сидела молоденькая женщина с золотистыми волосами и удивительно белым лицом. Она часто доставала из коробочки флакон с благовонием и подносила к носу, чтобы заглушить веющий из села запах гари.
Чуть поодаль, к стволу абрикосового дерева, был привязан Горги. Хотя он и задыхался в крепко стягивающих его веревках, но держался дерзко и непокорно. Только порою взглядывал на сидящую на ковре красавицу. У ее ног находилась чернокожая служанка.
На холмике поставили складное кресло, в которое сел паша.
Войско выходило из села: полк за полком проходили перед пашой. Воины были нагружены добычей, они вели с собою пленных детей и девушек. Приблизившись к паше, каждый воин бросал к ногам паши самые дорогие вещи из добычи. Одного из каждых трех детей также оставляли людям паши. Остальных вели, чтобы продать следовавшим за войском работорговцам.
У ног паши образовались горы из кусков шелка, цветной кожи, одежды, мехов, медной посуды. Золотые украшения и серебро кидали в большой котел. Горги, затаив дыхание, следил за действиями турок. Он видел, как один из аскяров бросил в кучу синюю шелковую материю, которую он привез в подарок Маро. Другой поднес паше бухарский мех, подаренный им Гичи…
—
— Моя госпожа желает знать, христианин ли пленный? — оглядываясь по сторонам, тихо спросила чернокожая.
— Да, христианин, к несчастью, — невольно ответил Горги.
— И моя госпожа — христианка, русская. Но ты не признавайся, пленный. И будь покорен. Не то убьют тебя, жалко. — Она приложила палец к губам и исчезла так же внезапно, как и появилась.
После того как паша получил свою часть священной добычи, он сошел с холма. Красавица вошла в шатер. Паша ступил на ковер, на котором сидела красавица, и уселся на складное кресло. Велел привести пленного. Горги бросили к его ногам.
— Я видел, как отважно сражался ты с моими янычарами, гяур! И решил сохранить тебе жизнь. Чего ты упорствовал, зная, что пришел твой последний час? — спросил паша, внимательно рассматривая его.
— Я защищал мою сестру, — ответил Горги.
— Аффарим [82] , — улыбнулся паша. — Я люблю таких храбрецов, свидетель аллах. Ты будешь моим конюхом и удостоишься почестей, если будешь благоразумен.
— Я хочу умереть, — сказал спокойно Горги.
— Почему? — удивился паша. — У христиан ведь нет души, они не попадут в рай. Для гяура двери в рай закрыты. Зачем же умирать, расставаться с радостями земной жизни? Удивительно!
82
Аффарим — молодец (тюркск.).
Паше подали шербет.
— Где войско вашего Мухитар паши? — спросил он.
— В Алидзоре.
— Далеко?
— Нет. Дорога проходит через поле Мараги… — ответил Горги.
— Ты языкастый! — усмехнулся паша. — Все тычете нам в глаза Марагу, хи-хи-хи!.. Много у Мухитара войска?
— Сколько листьев в лесу.
— Но есть огонь, который может пожирать леса. Сегодня годовщина смерти моего отца, гяур. Сегодня я решил не проливать крови. Довольно и той, которую пролили вчера и сегодня ночью, чтобы ангелы пророка умастили благовонными маслами душу моего покойного отца. Завтра ты поведешь меня в Алидзор. Завтра тебя обрежут и сделают магометанином. Такова моя воля. — Он вошел в шатер.
Горги вновь привязали к дереву. Один из прислужников паши поставил перед ним мутную воду в собачьей миске.
— Лакай, чтобы не умереть от жажды, — прошипел слуга и бросил ему в ноги вонючий конский хвост. — А это твоя еда. Возблагодари Магомета, что жив. Завтра совершат над тобой обрезание и обратят в веру Магомета.
— Иди ты… со своим Магометом, — бросил Горги.
Слуга вытаращил глаза:
— О Магомет, о Али! — заикаясь, произнес он и схватил Горги за горло.
Но в этот момент из шатра выскочила чернокожая служанка и кинулась на слугу, начала ругать его: