Мхитар Спарапет
Шрифт:
— А ты кто такой?
— Дневной страж, — поклонился сотник.
— Тогда веди меня к своему спарапету.
Товма снова поклонился. Гоар заметила, что делает он это явно непривычно, очень как-то неуклюже. Она едва не рассмеялась, но сдержалась и покосилась на своего спутника. Смущенный Товма, положив руку на саблю, почтительно сопровождал гостью. Он в первый раз так близко видел столь знатную девушку. От взгляда Гоар не ускользнуло, что сотник красив, хорошо сложен и лицо у него светится умом и добротой.
— Чей ты сын? — осведомилась Гоар.
—
— Уже сотник? — усмехнулась Гоар. — Когда же мелик Туриндж успел вырастить себе сына-сотника?..
Товма густо покраснел. Он понял ее и был оскорблен. Но ответил с достоинством:
— На то была воля нашего спарапета. Если тебе угодно, я откажусь от чести и вновь стану простым воином.
— Однако, ты обидчив, — раскаиваясь в сказанном, поспешила сменить тон Гоар.
— Вот шатер спарапета — не отвечая на ее слова, сказал Товма и, слегка поклонившись, протянул руку, чтобы откинуть полог шатра.
Но в это мгновение из шатра вышел Мхитар. Увидев стоящих рядом Товму и Гоар, он внутренне вздрогнул и так посмотрел на них, словно видел впервые. Кровь прилила к вискам, в тревоге засверкали глаза. Как они оба красивы! Другой такой пары не сыщешь. Товма — здоровый, мужественный, Гоар — прекрасная, нежная, женственная, но истинно княжески гордая.
— Дочь мелика Бархудара ищет тебя, тэр спарапет, — поклонился Товма и поспешно удалился…
Мхитар отвел в сторону полог шатра и движением руки пригласил Гоар войти. Последовав за нею, он встал посреди шатра и, потупив взор, спросил:
— Чем я заслужил такую милость?
— Я пришла сказать, что ты без меры бесчестишь мой род и меня, — вздохнула Гоар. Ее тонкие ноздри раздулись, грудь вздымалась от волнения.
— Чем же? — нахмурился Мхитар.
— Тем, что, подобно дервишу, расположился у наших дверей и не входишь в дом, чтобы разделить нашу хлеб-соль, — ответила Гоар оскорбленным тоном.
— Я здесь не гость, а каратель и судья, завоеватель, — не глядя в лицо любимой, ответил Мхитар.
— Завоеватель!.. — повторила Гоар. — Ты вправе хвалиться, так как, прежде чем завоевать замок моего отца, ты завоевал куда более неприступную крепость…
Мхитар вздрогнул. Он посмотрел на нее и заметил в глазах слезы. Все в нем будто перевернулось.
— Моя Гоар!.. — ласково и как бы извиняясь прошептал он и вздохнул. — Из всех крепостей и замков, завоеванных мною, твое сердце, которое…
— Которое я открыла перед тобою, как открыла ворота отцовского замка!.. — прервала его Гоар. — Но я пришла к тебе не затем, чтобы вымаливать твою любовь. Я пришла сказать тебе горькую истину, Мхитар. Ты обесчестил моего отца…
— Не будь он твоим отцом, я повесил бы его.
— Возможно. Но выслушай меня. Я не могу допустить нового бесчестия. И остерегись!.. Не закрывай перед собой навеки двери моего дома. Предупреждаю: твой отказ я сочту сожжением последнего моста между нами…
Лоб Мхитара прорезала глубокая
— Помирись с отцом, и навсегда! — сказала девушка.
— Ты требуешь невозможного, — с мольбой посмотрел на нее Мхитар.
— Или примирение, или!.. — Глаза Гоар наполнились гневом, и она уже было направилась вон из шатра.
— Подожди! — поднял руку Мхитар. В голове его возникла жестокая мысль, от которой что-то оборвалось в сердце. Он с тоской посмотрел на Гоар, как смотрят на самого дорогого человека, когда теряют его безвозвратно.
— Хорошо, я примирюсь с твоим отцом… — наконец сказал он.
— Это будет знаком твоего великодушия, — с облегчением вздохнула Гоар.
— Но с условием, чтобы навсегда был положен конец вражде между вами и пхндзакарским меликом…
— Что ж, отчизне от этого только польза.
— Но примирение это будет дорого стоить тебе, Гоар!..
— Пусть.
— Оно потребует жертвы!..
— Без жертвы не бывает хорошего дела.
Мхитар схватил Гоар за руки и, задыхаясь, произнес:
— Обещай, что ты возьмешь на себя долю этой жертвы!
— Уже долгие годы я считаю себя жертвой, — закрывая глаза, прошептала Гоар.
— Но эта будет еще более тяжкой и страшной, — обещаешь принести ее? — задыхаясь, сказал Мхитар.
Гоар широко открыла глаза и, не понимая его мысли, прошептала:
— Обещаю, делай со мной что хочешь!
— Идем, не то, не то!.. Иди объяви отцу, что в моем сердце не осталось вражды к нему и что я явлюсь в его дом сердобольным другом, как родной. Иди! А я приду на хлеб-соль. На жертву!..
Дом мелика Бархудара наполнился шумом.
Хозяин велел зарезать баранов, открыть винные карасы [22] . Приказал сыновьям и женщинам надеть на себя лучшие одежды и быть готовыми принять участие в обеде, даваемом в честь спарапета.
22
Карасы — большие глиняные кувшины, в которых хранят запасы вина, зерна и др.
— Не клони голову, — упрекнул Бархудар Миграна. — Надо с миром выпроводить непримиримого, не то он наделает нам новых бед…
Бархудар бегал без конца по дому, иногда ощупывая рукой все еще ноющие раны. Он на чем свет стоит поносил слуг, поваров. Торопил всех, следил, чтобы обед был царский. Убрали и очистили большой столовый зал, на полу разостлали ковры, до блеска начистили подсвечники и канделябры. Когда все было приведено в порядок, Бархудар вместе с женой, дочерью, невестками и домашним священником вошел в зал. Стали у дверей поджидать гостя.