Мхитар Спарапет
Шрифт:
— Турки приближаются к Раздану!..
Карчик Ованес отбросил в сторону посудину с мацуном, что была у него в руках, и выскочил на улицу.
Кричал какой-то монах. Он стоял в окружении детей и голосивших женщин. Ованес подошел и сердито спросил:
— Что ты за человек?
— А, Ованес! Я как раз шел в твой дом! Монах Мовсес я. Не помнишь? Ты однажды привел меня к себе с базара… Я видел турок своими глазами! На том берегу Раздана. Они идут…
Улица моментально опустела. Ованес подхватил монаха под локоть и потащил в дом. Мовсес сбивчиво рассказал
Поднялись на балкон. Карчик велел онемевшей от ужаса жене принести оружие и, обернувшись к подмастерьям и ученикам, посоветовал:
— Вооружайтесь и вы, турок идет…
Жена подала мужу оружие и, едва приоткрыв бескровные губы, прошептала:
— Выходит, мы попали поганым прямо в лапы, Ованес?..
Муж не ответил ей, не успокоил. Все вокруг уже полнилось криками людей. Вошел старший из подмастерьев.
— Чего они кричат, проклятые? — спросил Карчик.
— Войско Мирали хана разбито под Егвардом. Остатки воинов трусливо бегут сюда. Народ взбешен.
— Когда они выступили против турок? Когда началась война? — удивился Ованес.
— Ночью их погнали к Апарану. Сегодня они встретили турок под Егвардом и потерпели поражение.
— Значит, Егвард взят? Мы обмануты! Окружены!
Ованес насыпал табаку в прокуренную до черноты трубку, запалил ее трутом и затянулся. Горький дым струйкой пополз к открытой балконной двери.
— Не спите до моего прихода! — приказал он своим, выпуская дым изо рта и ноздрей, и пошел к воротам.
— Вай, горит! — закричал вслед младший сынишка.
Сердце Ованеса сжалось. Ребенок впервые видел его курящим. Знал бы он, какой огонь горит у отца в душе и какой еще дым может закрыть это светлое небо совсем скоро…
Карчик кивнул Мовсесу, чтобы шел за ним. Мирали потерпел поражение. Ну и черт с ним. Пусть подохнет. Надо действовать… Карчик с Мовсесом спустились на дорогу, что вела к Егварду.
На прибрежных скалах сгрудились люди. Их крики заглушали шум реки. Дети забрались на деревья, на крыши домов.
Внизу по дороге бежали персы: конные и пешие. Многие без оружия, окровавленные. Наиб тоже бежал к крепости…
Карчик Ованес закричал:
— Убегаете, бабы?..
— Смотрите-ка на этих защитников хана!.. — подхватил сосед.
— О, чтоб вы передохли! Только против нас храбрые, как львы.
Карчик Ованес схватил валявшийся под ногами трех [59] и швырнул его в беглецов. Снизу выругались. И тут Ованес взял камень. Все последовали его примеру.
— Побьем-ка их! Выели они наши души! — закричал он и замахнулся, но рука так и осталась висеть в воздухе. Кто-то крепко схватил ее за кисть.
59
Трехи — обувь из сыромятной кожи, типа лаптей.
Взбешенный Карчик обернулся. Перед ним стоял паронтэр Хундибекян, злой и мрачный.
— Что ты делаешь? —
Но ереванцев уже трудно было сдержать. Они кидали в персов все, что попадалось под руки.
До рассвета в городе не спали. Бежавший из-под Егварда священник рассказывал подробности о том, как турки разбили восемнадцатитысячное войско персов.
— Удивительно то, что у самих турок всего не больше двух тысяч воинов, — говорил он. — Их основные силы еще находятся около Карби. Там они встретили сопротивление… А под Егвардом, едва только турки стали наступать, персияне бросились бежать. Ну и резня была!..
В доме паронтэра Ованеса состоялся тайный совет. Было решено послать лазутчиков в сторону Егварда и Карби для сбора сведений о силе и намерениях турок и немедленно укрепить северный квартал города, как наиболее уязвимый. Паронтэру поручили командовать всеми вооруженными силами города.
В качестве помощника ему назначили Карчик Ованеса.
Было уже далеко за полночь, когда Карчик вернулся домой вместе с Мовсесом. Никто не спал. Все сгрудились на балконе вокруг престарелой бабушки Карчика и молчали в страхе и ожидании. Ованес подошел к бабушке, поцеловал ее сморщенную руку.
— Снова турки? — спросила она.
— Да, бабушка, идут…
— Ох, беда! — покачала головой старушка. — Я еще девушкой была, в доме отца жила, в Карби, когда пришел турок. Мы тогда бежали в Сюник. А вернулись обратно не скоро, только после того, как турка прогнали… Ованес, сынок, может, и теперь уедем в Сюник? Там место надежное…
— Сейчас уже поздно, бабушка, турок занял Егвардское поле. Нам не пройти, всех перебьют.
— О, архангел Гавриил! И зачем ты не взял мою душу, зачем дал еще раз увидеть турок! Кто твой гость, сынок?
— Странник, из чужих мест.
— Бог да поможет странникам и страждущим! Ах, дети мои, что нам теперь делать?
Ованес попросил принести вина. Налил себе и Мовсесу.
— Выпьем, Мовсес. Сегодня живем, завтра — кто его знает? Не под счастливой звездой родился армянский народ. Но делать нечего, будем сражаться… Город с трех сторон неприступен. Надо укрепить и четвертую сторону.
— Сколько человек могут взяться за оружие? — спросил Мовсес.
— Все до одного: мужчины, женщины, дети. В городе уже сейчас десять тысяч вооруженных мужчин. Если и ты возьмешься за оружие, еще одним человеком пополнишь наши ряды.
— А что же? Встану и я. Оружие у меня есть, только бы еще саблю. Десять тысяч — это не мало. Можно продержаться. А там, глядишь, и Давид-Бек придет на помощь или, кто знает, русские придут. Пошлите человека к Давид-Беку…
Ованес помолчал. Выпил, пожевал соленый огурец и поднялся. Подмастерья и ученики, уже вооруженные, ожидали его. Мовсесу подали саблю, тяжелую и длинную. Ованес улыбнулся:
— Был книжником и вот стал воином. Ну как сабля, тяжелая? С нею еще мои деды в походы ходили. С радостью дарю тебе. Защищай свою жизнь и свою страну!