Мичман Тихоня
Шрифт:
— Я бы умер за него, — отвечал Саубридж с волнением.
— Предположите теперь, что сын этого человека случайно оказался на вашем попечении.
— Я бы заменил ему отца, — подхватил Саубридж.
— Но пойдем дальше; предположите, что парнишка оказался не совсем подходящим, что он носится с благородными и возвышенными идеями, понимая и толкуя их вкривь и вкось, — отказали бы вы ему на этом основании в своем покровительстве, предоставили бы вы ему ведаться с другими, которые не связаны благодарностью в отношении его отца, и в среде которых его непонимание дисциплины привело бы к роковым последствиям?
— Разумеется, нет, сэр, — отвечал Саубридж, — напротив, я взял бы его к себе и постарался бы направить на путь истинный.
—
— В таком случае, сэр, я могу сказать одно, — что не только из дружбы к вам, но и из уважения к человеку, который оказал такую услугу одному из нашей братии, я готов простить парнишке не только то, что между нами произошло, но и то, что, вероятно, еще не раз будет происходить, пока он освоится со службой.
— Благодарю вас, Саубридж я ожидал этого от вас и не обманулся в своих ожиданиях.
— Что же мы предпримем теперь, сэр?
— Нам нужно заполучить его на корабль, только не с помощью сержанта и матросов: из этого выйдет больше шума, чем добра. Я напишу ему записку, приглашу его позавтракать со мною завтра утром и тогда потолкую с ним.
— Прекрасно, капитан, в таком случае я не буду ничего предпринимать и оставляю все дело в ваших руках.
Мистер Саубридж простился и ушел, а капитан Уильсон отправил нашему герою записку с приглашением позавтракать с ним завтра утром в 9 часов. Ответ был утвердительный, но устный: Джек выпил слишком много шампанского, чтобы отважиться действовать пером.
ГЛАВА VIII
в которой мистер Изи оказывается по ту сторону Бискайского залива
На следующее утро Джек Изи не вспомнил бы о приглашении капитана, если бы не швейцар, который рассудил, что после приема, оказанного нашим героем старшему лейтенанту, ему не следует вооружать против себя и капитана. Итак, Джек надел мундир, главным образом потому, что попечительный швейцар надоумил его, что в данном случае это самое подходящее, и отправился на квартиру капитана. Последний принял его, как будто ничего не знал о его трехнедельной неявке на службу и о столкновении со старшим лейтенантом, но за завтраком Джек сам рассказал ему об этом происшествии. Тогда капитан распространился о правилах службы и о безусловной необходимости дисциплины, о том, что дело защиты страны может идти успешно лишь в том случае, если оно организовано, если обязанности точно и строго распределены между служащими, если все и каждый одинаково повинуются уставу, общему для всех. Он заметил, что мичман исполняет законные требования лейтенанта, который исполняет законные требования капитана, который, в свою очередь, исполняет требования высшего начальства, а оно — требования страны; так что, в конце концов, все служащие повинуются требованиям страны, и в этом отношении между ними полное равенство (на «равенство» капитан старался особенно приналечь в течение этого увещания).
— У нас, в английском флоте, вы не найдете произвола, каприза, самодурства. От вас не потребуют угождения начальству, вас не заставят делать то-то и то-то потому что так заблагорассудилось лейтенанту или мне, или другому начальнику, вам не предъявят противозаконных требований… Мы все связаны военным уставом статьи которого обязательны для всех нас. Если лейтенант Саубридж потребовал от вас явки на службу, то не потому, что ему лично это угодно, а потому, что устав предписывал ему предъявить это требование, вам же — исполнить его: в этом отношении вы оба стоите на равной ноге, а если бы Саубридж не предъявил своего требования, он был бы повинен в нарушении устава… И наоборот, отказываясь исполнить это законное требование, вы тем самым заявляете претензию на какую-то привилегию для себя лично, стало быть, нарушаете тот самый принцип равенства, которым так дорожите…
Капитан долго и красноречиво распространялся на эту тему. Он говорил правду, и только правду, но… не всю правду, не считая нужным пояснять, что и в английском флоте не обходится без мелких нарушений устава, злоупотреблений властью и тому подобных изъянов, неизбежных там, где действуют люди. По существу, впрочем, он верно описал организацию службы в английском флоте, и Джек, внимательно слушавший его, находил, что она, пожалуй, не идет вразрез с его понятиями о равенстве. Но он припомнил, каким языком и в каком тоне разговаривал с ним вчера Саубридж, и спросил капитана, чем же объяснить это поведение старшего лейтенанта? Понимая, что тон мистера Саубриджа вряд ли вязался с идеей равенства, капитан несколько смутился. Как бы то ни было, он объяснил, что неявка Джека на службу была нарушением устава, то есть неисполнением требований страны, что старший лейтенант отвечает за нарушение устава, и в своем стремлении оправдать доверие страны, естественно, мог дойти до некоторой резкости, но это объясняется единственно служебным рвением.
— Честное слово, — сказал Джек, — если так, то служебного рвения у него достаточно; если бы судьба всей страны была поставлена на карту, он не мог бы вести себя азартнее.
— Он исполнял свой долг, во это, поверьте, вовсе не доставляло ему удовольствия. Вот увидите, на корабле он примет вас дружески.
— Он назвал меня молокососом и полоумным…
— Служебное рвение.
— Сказал, что покажет мне разницу между мичманом и старшим лейтенантом.
— Служебное рвение.
— Обещал прислать сержанта с матросами и стащить меня силой на корабль.
— Служебное рвение.
— Объявил, что подвергнет испытанию мою философию.
— Служебное рвение, мистер Изи. Оно заставляет иногда человека хватать через край; но без него служба пойдет плохо. Я надеюсь и уверен, что со временем и вы будете таким же ревностным офицером.
Джек призадумался и ничего не ответил.
— Я уверен, — продолжал капитан, — что вы найдете в Саубридже одного из ваших лучших друзей.
— Может быть, — ответил Джек, — но мне не слишком понравилось наше первое знакомство.
— Сознание дела заставит вас признать, что и вы были неправы. Но, мистер Изи, я пригласил вас, чтобы сообщить, что мы отплываем завтра. Сегодня я отправлю на корабль свои вещи, и вы сделайте то же; в восемь часов вечера я сам буду на корабле; мы можем отправиться в одной лодке.
На это Джек ничего не возразил, а вернувшись в гостиницу, расплатился по счету, уложил чемодан, отправил его с матросом, который зашел за ним, и стал ожидать дальнейших распоряжений капитана. В девять часов вечера мистер Джек Изи благополучно водворился на борте корвета Его Величества «Гарпия».
Когда Джек явился на корабль, было уже темно, и он не знал, что ему делать с собою. Офицеры вышли на палубу и приветствовали капитана, сняв шляпы; он отвечал на поклон, Джек сделал то же, очень вежливо; затем капитан заговорил с старшим лейтенантом, а Джек был предоставлен самому себе. Было слишком темно, чтобы различать лица, а для того, кто еще никогда не бывал на палубе корабля, слишком темно, чтобы ходить, и потому Джек остановился там, где взошел на палубу, недалеко от больших кнехтов. Но недолго пришлось ему стоять; шлюпка была поднята на шлюпбалки, и боцман крикнул какое-то приказание. Толпа матросов ринулась на крик и в темноте сбила с ног Джека, человек шесть растянулись, споткнувшись на него, остальные, не подозревая, что здесь затесался офицер, перескакивали через них, довольные потехой, пока те не откатились к сторонке. Джек, растерявшийся в первую минуту, и довольно сильно помятый, успел подняться на ноги лишь после того, как через него перескочила половина вахты. Он откатился к каронаде, где офицеры, смеявшиеся над этим происшествием, заметили его положение, в том числе старший лейтенант, мистер Саубридж.