Миднайт Хилл
Шрифт:
– С генетической, значит? – начал Роланд, оставляя закладку между страницами. – У нас разные матери.
Брови Мелиссы на миг взметнулись. Она наблюдала, как Роланд невозмутимо убирает в сумку книгу, а сама лишь старалась не разинуть от удивления рот. Ламмерт застыл, а Хьюго стал медленнее жевать, наклонившись к тарелке.
– П-простите. Я не знала.
– Приятно посидеть, – только и выдавил Роланд и почти беззвучно задвинул стул.
Уши Мелиссы заложило, разговоры в столовой и лязг посуды были будто укутаны пеленой. Только собственная
– Простите, я не думала…
– Все в порядке, – перебил Хьюго. – С этой информацией мы уже давно смирились.
Вопросы в голове Мелиссы множились как бактерии в благоприятной среде. Разные матери в такой короткий период? А с кем они живут? Как это вообще возможно? Как неудачно она сковырнула такой деликатный факт в первый же день общения. Нужно было срочно перевести тему.
– А вы ничего не слышали про оленя? – спросила Мелисса.
Тревожная толпа и шкура всплыли в памяти так явственно, будто находились в белых стенах просторной столовой. Юноши переглянулись.
– Не понял. Что за олень? – уточнил Ламмерт.
– Вообще-то, это скорее медведь. У него не было рогов, – недоумение на лицах братьев усиливалось. – Сегодня утром мы проезжали мимо толпы. Там было какое-то тело или типа того. Труп животного. Кто-то сбил медведя?
– Не знаю, мы не ехали сегодня в автобусе.
– Точно.
– А что такого? У нас периодически сбивают оленей, особенно в пригороде, – заметил Ламмерт.
Мелисса закусила губу и поерзала на стуле.
– Не знаю. Там такая толпа была, все выглядели напуганными. Подумала, вдруг вы что-то знаете.
– Ничего не знаем, – вдруг высоким голосом выдал Хьюго и закашлялся, поперхнувшись.
Ламмерт стал стучать ему по спине и подвинул свой стакан с недопитым яблочным соком.
Вечером за окном шелестел дождь, Мелисса подвинула маме кружку ароматного кофе.
– Спасибо, Лисса, – сказала миссис Санлайт, уткнувшись в телефон.
Мелисса сидела по другую сторону барного стола и грела руки о любимую кружку с альпакой. Только горячий какао и домашние пушистые тапочки согревали ее в продуваемом сквозняком доме. Капли все сильнее барабанили в окно. Звуки ветра жутко усиливались, пролезая в щели. Вечером резко потемнело. Эта тьма все еще не стала для Мелиссы привычной. В большом городе никогда не темнеет так сильно.
– Как дела в школе? – спросила женщина, не поднимая взгляда от экрана.
– Вроде стала общаться с мальчиками.
– Что за мальчики?
– Они братья. Ламмерт и Хьюго. И Роланд.
– Три брата?
– Вроде того.
– Тройняшки?
– Нет, Роланд старше. И вообще. У них матери разные.
Мама оторвалась от телефона и с недоверием взглянула на Мелиссу поверх тонких прямоугольных очков.
– Они нормальные?
– Что за вопрос? – возмутилась та.
– Ну, вдруг из неблагополучной семьи. Может, они сиротки.
– И что? Это как-то определяет их нормальность? Я, например, считаю за нормальных
– Все, все! Успокойся, – осадила женщина. – Нормальные – значит, нормальные.
Ногти миссис Санлайт снова застучали по телефону. Мелисса положила щеку на стол. Розовая альпака в темных очках смотрела на нее с зеленой полянки. В узких стеклах маминых очков отражались переписки и какие-то сайты.
– Прости, что вспылила, мам.
– Прощаю.
Мама улыбнулась и потрепала дочь по голове. Она заблокировала телефон и положила его на стол. Сняла очки, сложила их и потерла переносицу, отчего на коже выступили косточки пальцев и запястья.
– Как дела на работе? Тебя взяли на ту должность?
– Вроде взяли, – вздохнула женщина, – но зарплата, конечно, смешная. У меня до работы дела более захватывающим образом шли.
– Что такое?
Мама глубоко вздохнула и, потуже затягивая на поясе атласный халат, осторожно глотнула кофе. Она нахмурилась, будто что-то вспоминая, пальцы бродили по рыжей кружке.
– Еду я, значит, на машине…
Утром еще стояла погожая погода. Солнце слепило через лобовое стекло. Было около семи утра, на дорогах никого. Когда я подъезжала к перекрестку у пекарни, еще издалека заметила стоящих на дороге людей и что-то темное, лежащее у их ног. Объехать их было нельзя, к тому же стало любопытно. Остановив машину неподалеку, я вышла и направилась к перекрестку.
С каждым шагом я все внимательнее всматривалась в тушу. Она была мохнатая, похожая на громадного медведя. Я поняла это по когтистым лапам. Они, наверное, были с мою голову. Тело лежало в луже крови, блестевшей багровым в свете утреннего солнца. Следы из крупных капель тянулись в сторону леса.
Вокруг трупа стояло четыре человека: бледная, испуганная старуха-пекарь, вцепившись в какую-то девушку, что-то зловеще причитала; другая пожилая дама грубо просила ее замолчать и не нести чушь; и, наконец, старик, ворча себе под нос, говорил, что медведя нужно скорее утащить с дороги.
Над тушей уже собирались мухи. Одна из них сидела на открытом глазу медведя. К горлу подступила тошнота.
– Что здесь произошло?
– ОБОРОТНИ!!! – накинулась на меня старуха-пекарь.
Она вцепилась в мой воротник руками и, тряся его, как завороженная, уставилась на меня маленькими, красными от лопнувших капилляров глазами.
– Оборотни! Я сама их видела, своими глазами! Ночью! Все видела! Двое их было. Не как волки, но и не как люди. Медведь заревел как на улице, я – раз – к окну подскочила, а они склонились над ним…
– Да замолчи ты уже! Хорош страсти-то рассказывать! Небось, напилась таблеток своих, да померещилось сослепу!
– Лже-е-ешь! – заверещала старуха. – Сама знаешь, что лжешь!
Пекарша отпустила меня и накинулась на пожилую даму. Она заговорила громким шепотом. Хозяйка пекарни, словно ведьма, рассказывала: