Мифы и легенды Огненной дуги

Замулин Валерий Николаевич

В-третьих, открыто игнорировались результаты работы историков и мнение участников битвы, опубликованные в 1960-е годы. Существенно расширился масштаб мифологизации событий под Курском, особенно Прохоровского сражения, помимо средств массовой информации, военно-исторической и мемуарной литературы, к этому процессу более активно и широко начали привлекаться киностудии, телевидение и музеи.

В-четвёртых, ушла в небытие традиция выпуска документальных сборников по истории Великой Отечественной войны для специалистов (преподавателей академий, военных историков), публиковать в открытой печати подлинные материалы по Курской битве. Эффект же от тех архивных материалов, которые всё-таки были напечатаны в «Военно-историческом журнале» в юбилейном 1983 году, оказался сравним с эффектом капли влаги, упавшей на выжженную солнцем почву. Так как к этому времени научная разработка истории Курской битвы практически прекратилась.

Словом, из драматических событий (50 суток тяжёлейших испытаний) для всей нашей страны была сделана «праздничная открытка», прославлявшая мудрость коммунистической партии, под её чутким руководством к лету 1943 г. была создана несгибаемая

мощь, разгромившая фашистских захватчиков. Монополия КПСС на освещение прошлого, закрытость военных архивов, наличие двойной цензуры (военной и гражданской) делали невозможным всякие попытки учёных отойти от односторонних оценок и «парадности», выработать новый взгляд на это грандиозное событие Второй мировой войны. Всё это имело крайне негативное влияние на развитие исторической науки в СССР и надолго подорвало доверие народа как к публикациям по теме Курской битвы, так и к официальной военно-исторической и мемуарной литературе в целом. Так, согласно данным всесоюзного социологического исследования, проведенного в 1987–1988 гг. кафедрой идеологической работы Академии общественных наук при ЦК КПСС, только 3 % опрошенных читали журнал «История СССР» [128] , который на тот момент считался одним из самых авторитетных академических изданий. Схожая картина складывалась и по другим историческим журналам. Хотя напомню, в этот момент наблюдался небывалый всплеск интереса нашего общества к прошлому страны и печатным изданиям, которые публиковали статьи по этой проблематике.

128

Журавлев Г.Т., Меркушин В.И., Фомичев Ю.К. Историческое сознание: опыт социологического исследования // Вопросы истории, 1989. № 6. С. 127.

Начало 1990-х годов было ознаменовано качественными изменениями в подходе к изучению всей отечественной истории и Великой Отечественной войны в особенности. Хотя это было тяжёлое время для нас, шло разрушение социально-экономического строя. И тем не менее оно характеризовалось широким плюрализмом мнений, поиском иных форм и методов работы исследователей. Большинство прежних оценок и выводов подверглись серьёзному пересмотру, стали формироваться новые взгляды и на Курскую битву, и на роль отдельных личностей в ней. Поворотным моментом для её изучения на новой основе стал 1993 г., именно тогда произошли три важных события, по сути запустившие начало процесса честного, глубокого и всестороннего изучения сражений на Огненной дуге.

Во-первых, в ЦАМО РФ был снят гриф секретности с боевых документов Красной Армии за 1943 г. (до фронта вкл.), в том числе и воинских формирований, участвовавших в отражении летнего наступления гитлеровцев на Курск. Это дало возможность работать с архивными материалами гражданским исследователям, привело к широкому обсуждению в открытой печати результатов сначала наиболее спорного события битвы – контрудара 12 июля 1943 г., а затем и всего комплекса проблем, связанных с битвой, на основе новых источников.

В 1993 г. вышел сборник «Гриф секретно снят» под редакцией Г.Ф. Кривошеина, в котором приводились ранее секретные статистические данные о потерях живой силы РККА по операциям в годы войны. И хотя этот труд уже в то время подвергся справедливой критике за политическую ангажированность и неточности (в частности, по потерям Воронежского фронта в Курской оборонительной операции), он стал своеобразным ориентиром в работе историков.

Во-вторых, вместе с исчезновением Советского Союза с мировой карты ушла в небытие и цензура, у историков появилась реальная возможность делать выводы и давать оценки, опираясь не на принцип политической целесообразности, а на фактические результаты своей научной работы.

В-третьих, в Москве была проведена научная конференция, посвящённая 50-летию битвы под Курском, с участием зарубежных учёных. В ходе её работы отечественные историки смогли напрямую пообщаться с коллегами, обменяться мнениями, обсудить ряд важных проблем и событий лета 43-го. В беседе со мной полковник Ф.Д. Свердлов отмечал: «Главным результатом конференции стало установление прямых и устойчивых связей с американскими исследователями, что дало возможность получения трофейных источников из Национального архива США, где хранились и уже давно были доступны для изучения документы вермахта, в том числе и его войск, участвовавших в Курской битве».

Следующей важной вехой на этом пути стала публикация в 1997–1999 гг. издательством «ТЕРРА» документов НКО СССР, Генерального штаба, Ставки ВГК и фронтов за 1943 г. Важная деталь, к этому моменту за весь послевоенный период в открытой советской печати было опубликовано около 200 подлинных отечественных документальных материалов, относящихся к событиям на Огненной дуге. Большая часть, примерно 60 единиц, в периодических журналах [129] , это преимущественно документы Ставки ВГК и фронтов. Около 40, в основном оперативно-тактического характера, были включены в несколько выпусков «Сборника боевых документов Великой Отечественной войны». Более 40 – помещены в трёх томах закрытого издания «Сборник документов Верховного Главнокомандования за период Великой Отечественной войны» [130] . Кроме того, около 20 документов, касающихся крупных вопросов стратегического планирования и хода отдельных сражений, публиковались в мемуарах советских военачальников и полководцев Г.К. Жукова, А.М. Василевского, К.С. Москаленко и др. Значительный массив архивных материалов, главным образом о хозяйственной деятельности войск и их повседневной жизни, печатался в сборниках областных издательств [131] . Столь мизерное

относительно масштабов битвы количество подлинной документации, естественно, не способствовало её всестороннему изучению. Вместе с тем каждая из упомянутых подборок документов, как правило, готовилась под заранее разработанную и нередко тенденциозную концепцию, призванную обеспечить не научную, а идеологическую задачу. В силу этих причин среди этих источников, естественно, не могло быть таких, которые бы свидетельствовали об ошибках и просчётах советского командования, высоких потерях войск Красной Армии, их причинах и т. д. Поэтому хотя в то время эти материалы и давали определённый толчок к поступательному движению по осмыслению истории битвы, но они не помогали формировать целостное, правдивое представление о ней, и даже, наоборот, их использование части вело к однобокому, искажённому видению событий коренного перелома в войне.

129

Военно-исторический журнал, 1983. № 5; Советские архивы, 1978. № 4; 1983. № 4; Коммунист, 1983. № 4 и № 10; Молодой коммунист, 1978. № 8.

130

«Сборник документов Верховного Главнокомандования за период Великой Отечественной войны». М.: Воениздат, 1968.

131

Курская область в годы Великой Отечественной войны Советского Союза, 1941–1945 гг.: Сборник документов и материалов. В 2-х т. Курск, 1960–1962; Орловская область в годы Великой Отечественной войны Советского Союза (1941–1945 гг.): Сборник документов и материалов. Орёл, 1960; Трудящиеся Харьковской области в годы Великой Отечественной войны Советского Союза (1941–1945 гг.): Сборник документов и материалов. Харьков, 1953 и 1960; Воронежская область в годы Великой Отечественной войны Советского Союза: Сборник документов и материалов. Воронеж, 1948.

Документов, включённых в многотомник изд-ва «ТЕРРА», оказалось значительно больше, охват изложенных в них проблем шире, и, что очень ценно, они не подвергались предварительной жёсткой цензуре. Только в 15-м тематическом томе [132] , посвящённом Курской битве, было собрано 358 документов, в том числе и трофейных. Ещё по несколько десятков были включены в 13,16 и 23-й тома [133] . В них раскрывалась огромная, сложная и вместе с тем творческая работа по планированию, подготовке и проведению советской стороной трёх крупнейших операций: Курской оборонительной, «Кутузов» и «Полководец Румянцев». Это массив источников давал уникальную возможность взглянуть на перелом в войне в стратегическом отношении, детально проследить замысел Ставки ВГК на лето 1943 г. в динамике, – от формирования главных целей и до их воплощения войсками. Попутно отмечу, что часть этих документов были известны советским военным историкам, так как ранее, в 1969 и 1975 гг., уже были опубликованы в сборниках, имевших гриф «для служебного пользования». Теперь же они не только стали доступны широкому кругу исследователей, но и появилась возможность без ограничений использовать информацию из них в монографиях и научных публикациях [134] .

132

Русский архив: Великая Отечественная: Курская битва. Документы и материалы 27 марта-23 августа 1943 г. Т. 15 (4–4). М.: ТЕРРА, 1997.

133

Русский архив: Великая Отечественная: Приказы Народного комиссара обороны СССР (1943–1945), Т. 13 (2–3). М.: ТЕРРА, 1999; Русский архив: Великая Отечественная. Ставка Верховного Главнокомандования: Документы и материалы. 1943 г. Т. 16 (5–3). М.: ТЕРРА, 1999; Русский архив: Великая Отечественная. Генеральный штаб в годы Великой Отечественной войны: Документы и материалы. 1943 г. Т. 23 (12-3). М.: ТЕРРА, 1999.

134

Гриф «Для служебного пользования» не засекречивал полностью документ, но накладывал определенные серьёзные ограничения для публикации информации из документов, на которых он стоял.

Однако уже в течение первых двух-трёх лет после того, как доступ к боевым документам в ЦАМО РФ стал относительно свободным, у большинства отечественных исследователей оптимизма поубавилось. Хотя к подавляющему большинству дел с момента их поступления из действующей армии не прикасалась рука историка и никаких глобальных «чисток» в архиве не было, но на их основе получить подробную, а главное объективную картину боевых действий, даже в ходе крупных операций, оказалось сложно. По крайней мере, без привлечения иных источников. Причин несколько. Первая – низкая исполнительская дисциплина и штабная культура офицеров действующей армии, даже фронтового звена. Из приказа командующего Брянским фронтом от 26 июня 1942 г. «О ведении военно-исторической работы в частях и соединениях фронта»: «Опыт показал, что наряду с хорошим ведением военно-исторической работы и культурой документов в некоторых частях и соединениях фронта всё ещё налицо имеется ряд недочётов и недостатков:

1. Журналы боевых действий ведутся формально, поденные записи чрезвычайно коротки, сухи, не дают полной картины боевого дня: зачастую не включают в себя даже выдающиеся подвиги (…); иногда записи делаются карандашом, неразборчиво и неряшливо; на титульном /первом/ листе не указывается, кто персонально ведёт «Журнал»; требуемые штабом фронта копии «Журналов боевых действий» за истекший месяц не всеми штабами предоставляются; необходимые схемы – хода боевых действий; сводки – донесения о боевом и численном составе своих сил и сил противника, сведения о потерях и трофеях к «Журналу» не прилагаются.