Мифы Первой мировой
Шрифт:
В полевой артиллерии союзников преобладали 75–мм французская и 76–мм русская пушки, а шрапнель, доказавшая смертоносность против неукрытой пехоты и кавалерии, не могла поразить ту же пехоту, спрятавшуюся за укрытиями. Огромная начальная скорость снаряда, обусловливающая настильность траекторий, приводила к невозможности обстрела противника в складках местности и за укрытиями.
Как пишет Барсуков, обычная шрапнельная пуля вследствие малого веса (10,7 г) и шарообразной формы оказалась бессильной против земляных насыпей даже самой незначительной толщины. Оказывалось достаточным лечь и набросать перед собой земляную насыпь в 60—70 см высоты, чтобы избавиться от потерь при стрельбе на дальностях менее 4 км. А полутораметровое укрытие вполне защищало и на дальности в 5 км. По подсчетам артиллериста Е. К. Смысловского, шрапнелью на дистанции
Шрапнель, поставленная «на удар», ввиду слабого (только 85 г. пороха) вышибного заряда, совершенно не годилась для разрушения даже самых ничтожных закрытий. Для фугасной гранаты калибр в 75—76–мм был слишком мал (что подтвердит и Вторая мировая), т. к. позволял разместить только небольшой разрывной заряд — 0,5—0,8 кг. В большинстве случаев 76–мм граната с принятым для нее взрывателем (ЗГТ) из-за настильности траектории разрывалась после рикошета, пролетев около 4 м от места падения. Осколочное действие 76–мм гранаты, не имевшей мгновенного взрывателя, также было весьма слабое, и для поражения живых целей она не предназначалась.
И в других армиях как снаряды, так и взрыватели к ним не удовлетворяли войска. Кроме того, артиллерия с трудом поражала противопехотные препятствия и медленно меняла позиции.
Еще в бурскую войну бригада англичан, вовремя окопавшись, потеряла за день непрерывного артобстрела всего лишь 40 человек убитыми и ранеными. Капитан Суинтон, будущий «отец» танка, в «The Defence of Duffer’s Drift» 1904 г. описал круговую оборону с маскировкой, защитой от шрапнели и снайперов. По выражению Кириллова–Губецкого, «лопата значительно повысила обороноспособность боевого порядка». Тем не менее артиллерия заставила отказаться от старой тактики размещения солдат в обороне «плечом к плечу».
Так описывал Гоштовт первый бой кавалерии в Восточной Пруссии у Каушена: «Люди хлопотливо приноравливаются к стрельбе — из дерна или кирпичей устраивают упоры, стараются поудобнее и поскрытнее улечься. Пулеметчики достали на хуторе лопаты и окапывают забор, за которым поставлены пулеметы. Срезанные шашками ветви воткнуты кругом для маскировки». Любопытны грамотные действия кавалеристов, что в то время обычно было редкостью. Противник тоже вынужден был окапываться: «Поднявшееся для перебежки отделение пруссаков целиком было скошено[пулеметами. — Е. Б.] и легло выровненной шеренгой раненых и мертвецов. Противник залег и стал окапываться».
Офицеры всех армий, пытающиеся возглавить атаки, гибли в первых рядах: ««Кинувшись сам, он увлек примером солдат, — цепи поднялись, — новая жатва для наших пулеметов. Не прошло и нескольких минут, как пруссаки кинулись назад, оставляя шеренги убитых и раненых и впереди их лежавшего окровавленного доблестного майора». «Здесь произошло внезапное замешательство: упал па самой горе, раненный в живот, командир 13–й роты капитан Барыборов… и вот в это время является заместитель выбывшего из строя командира роты, штабс–капитан М. К. Попов… Прикладывается, прицеливается и стреляет стоя. Вся рота, как один, открывает огонь! Ив этот момент немецкие пули поражают героя, и штабс–капитан Попов, держа ружье на «изготовку» падает навзничь, как подкошенный. Какая красивая и завидная смерть!»
Из журнала боевых действий 6–го армейского корпуса в Восточной Пруссии: «Рекогносцировка обнаружила ряд проволочных заграждений впереди наших частей. Устоями для заграждений служили столбы из накатника, расположенные в три линии; вдоль столбов были протянуты стальные тросы, а по диагоналям и в разных направлениях между столбами — колючая проволока. Высота заграждений 5 фут. (1,5 м). Вдоль заграждений, несколько сзади них, видны были блокгаузы серого цвета, двухэтажные, ок. 3,5 саж. (7,5 м) по фронту и в глубину с рядом бойниц для ружей и пулеметов». Правда, поскольку противник себя не обнаруживал, кроме нескольких выстрелов, в этом случае русские войска смогли легко продвинуться вперед.
Но, как вспоминал Зайцов бои двадцатых чисел августа в Галиции, «ясно
Повсюду залегающие под многочасовым огнем невидимых батарей и пулеметов войска пытались окопаться на месте всем, что было под рукой: «Окопаться! Это было как будто простое дело. На 50 см вкопались мы в землю, и затем — конец. Чем копать глубже? Пресловутых «бригадных вилок»[пик. — Е. Б.] и лопат у нас ведь больше не было, они постепенно пропали. Орудовали только пальцами, штыками, кружками. Но в конце концов кое–чего достигали и таким способом».
Один из участников войны говорил, что при наступлении на Мюльгаузен (в Эльзасе) бойцы, еще не бывавшие в бою, бросали лопаты прочь, чтобы облегчить свою ношу. Через несколько часов они уже руками подкапывали под собой землю, чтобы спастись от убийственного огня. Он же дает резкую характеристику первых укреплений и тактики: «Окопы рыли стихийно, в виде сплошного рва, в котором части скучивались в тесноте: из-за узости окопов и переполнения людьми было невозможно проходить по ним; здесь же бойцы спали без смены. Не было предусмотрено необходимого для отправления естественных надобностей. Защиты против огня и непогоды не было, не было искусственных препятствий. Первые убежища представляли яму, покрытую парой досок с насыпанной сверху землей; понятно, что они предохраняли только от осколков. Окопов 2–й и 3–й линии и ходов сообщения не было. Атаки носили по–прежнему беспорядочный и неорганизованный характер: прямо выпрыгивали из окопов и устремлялись к окопам противника, который, впрочем, применял такую же «тактику». Соседям не доверяли, и на флангах ставили искусственные препятствия, которые затрудняли взаимодействие частей в случае атаки. Окопы считали временной позицией и не заботились об их совершенствовании. Пулеметы и даже орудия прямо ставили в передовой линии на случай отражения атаки противника. Маскировка отсутствовала. Разноцветные мешки (с песком) давали противнику ясно очерченную линию для точной пристрелки».
То же отмечалось и на русском фронте: «Между прочим, в походе до первого боя многие (из запасных) солдаты моей роты, как доложил мне фельдфебель, легкомысленно растеряли свой шанцевый инструмент, и в первом же бою за это некоторые из них и поплатились, когда на остановках цепи нечем было вырыть себе укрытие…» Сентябрь: «На правом фланге 5–й батареи (высшем) из-за подпочвенной воды глубина окопов могла быть только для сидящего человека; на левом окопы могли быть только насыпными, посередине — комбинацией того и другого. Крыши — из плетня с 10 см земли на нем (т. е. только против шрапнельных пуль)». Причем и у противника зачастую было не лучше: «За деревней начинался отлогий подъем в версты 3, и на гребне были видны окопы, между прочим, резко выделявшиеся желтыми высокими полосами песочных брустверов. Складывалось впечатление, что в смысле применения к местности и маскировки окопов немцы полные профаны. Впрочем, еще и до боя мы могли наблюдать подобные, нелепые с нашей точки зрения окопы… Окопы опять не маскированные, выкопанные по шнурку и видимые с любого расстояния». Примечательно, что немцы отрабатывали на учениях системы траншей еще с 1906 г., тогда же войска не смогли прорвать линию фортов, защищаемых тяжелой артиллерией и колючей проволокой.
Близко расположенные окопы ускорили переход от массированной скоростной стрельбы подразделениями к точной стрельбе немногими снайперами. Как вспоминал гренадерский офицер Попов, в октябре 1914 г. «в этот бой немцы залегли от 7–й роты в 40 шагах, я сам впоследствии точно измерил это расстояние. А против 5–й и 8–й рот расстояние не превышало 200 шагов. Такое близкое расстояние при той обученности войск стрельбе, которой отличались кадровые войска, буквально не позволяло сделать неосторожное движение. Только показывался кончик каски, а немцы были страшно смелы, как его пронизывала пуля. То же самое бывало и с нашими зазевавшимися гренадерами».